Юрчиков, смутившись, не стал возражать, рысцой побежал к разгоревшейся плите, плеснул из бака в тазик и, покрикивая: «Бабоньки, брысь! Освобождай фронт работы!», — принялся за генеральную уборку в доме Селиванихи. Он мыл, скреб, оттирал все подряд — полы, стены, окна; тетя Даша только ахала, глядя, как преображается ее порядком запущенное жилье, и повторяла завистливо:
— Повезло тебе, девонька, вот повезло!
— Это еще неизвестно, кому больше повезло, — отвечала Светка, посмеиваясь.
— Ну, давай считать, мне больше всех, — примиряюще сказала тетя Даша. — На старости лет бог деточек послал!
Селиваниха и правда была очень довольна; беспокоило ее лишь одно: как бы этот тронутый, потерявший всякое мужское обличье, шлепающий мокрой тряпкой по полу, не втянул и ее в свою грязную работу. Поэтому когда Светка попросила Селиваниху сбегать в магазин, чтобы отметить новоселье, та с радостью согласилась. Светка вручила ей последнюю четвертную и вздохнула: придется завтра опять грабить Кешу и он, как всегда, начнет занудничать. Впрочем, теперь она знала, что и отец и бабушка — жуткие эгоисты: если бы бабушка освободила комнату, не пришлось бы на такие расходы идти…
Все было прекрасно! В доме совсем по-деревенски пахло мокрыми полами и тянуло дымком. Пестрый римский Колизей на голове тети Даши проплыл под окном к калитке, взяв курс на гастроном. Со двора доносилось шарканье рубанка, которым Фетисов обстругивал до блеска подпорки. Юрчиков, босой, в одних тренировочных штанах, яростно драил пол обшарпанным голиком… Светка бросилась животом на матрац, заболтала стройными ножками.
— Генка! — крикнула она. — Знаешь, я счастлива!
— На здоровье, — весело откликнулся Юрчиков.
— Только мне стыдно. Все чем-то заняты, а я бездельничаю. Хочешь, я тебе стихи почитаю?
— Давай.
Светка зажмурилась, одновременно наморщив чистый лобик — это было довольно трудно сделать, но зато придавало лицу соответствующее случаю выражение лирической скорби, — и начала нараспев:
Вдруг Светка, взглянув на Геннадия, вскрикнула:
— Что с тобой?
Юрчиков, пританцовывая, продолжал шаркать голиком по мокрому полу. Его бессмысленный взгляд застыл в одной точке и казался слепым, поскольку точка эта не находилась в комнате; подбородок повис, округлив рот; руки, только что энергично согнутые в локтях, вяло болтались, и движения ног стали расслабленными. Что-то знакомое, даже привычное почудилось Светке во всей нелепости облика Геннадия — она не успела вспомнить, вскочила в испуге. Но Юрчиков уже пришел в себя и, в свою очередь, со страхом уставился на Светку:
— Что с тобой?
— Ты был такой страшный, Генка! Прямо дебил!
— Правда? — Юрчиков вновь активно заработал ногами. — Извини, задумался. Ты продолжай, я слушаю, очень хорошие стихи.
продолжала Светка, не спуская теперь глаз с Юрчикова. — Генка! Перестань!
Юрчиков опять энергично зашаркал голиком.
— Как бы тебе это объяснить… Мы тут с Иннокентием Павловичем одну штуковину придумали… Не поймешь ты… — Геннадий щелкнул с досады пальцами. — Он считает, надо новую установку строить, а я сейчас сообразил… Или нет… Постой… Как же это?
— Я все поняла! — закричала Светка, тряся его за плечи, чтобы не дать вновь уйти в себя. — Ты такой же сумасшедший, как Кеша!
— Польщен…
— Всегда подозревала: мама всю жизнь провела на гастролях, чтобы не видеть этот ужас! — страдальчески произнесла Светка.
Геннадий потянулся к ней и страстно зашептал:
— Я больше не буду, честное слово! Ты меня только сейчас отпусти, Светик, а? Я к Иннокентию Павловичу должен сбегать… Вот как надо, понимаешь…
— Нет! — сказала Светка, глядя на недомытый пол.
— Я все сделаю. На полчаса только, я мигом, — бормотал Юрчиков, одной рукой обнимая Светку, а другой пытаясь натянуть рубашку.
Когда за Юрчиковым закрылась дверь, Светка плюнула ему вслед, показала язык, затем нехотя взяла тряпку и принялась возить ею по грязным лужам на полу. «Конечно, Генка — второй тип личности, настоящий мыслительно-интуитивный, — подумала она обиженно. — Но он обманул меня! Подло обманул! Неужели мне придется всю жизнь чистить картошку и мыть полы?»
Юрчиков пришел не скоро, часа через два, так что у Светки хватило времени не только домыть пол, но и подготовиться к решительному разговору с мужем. Пол она могла бы и не мыть, но сам процесс доставлял ей мстительное удовлетворение, настраивая на соответствующий лад и позволяя лучше формулировать мысли.