Мы сошлись с ним позже. В октябре случайно встретились на концерте Популярной Механики, и как-то незаметно задружились. У него была девушка, звезда соседнего факультета. И он был совершеннейший мажор. То есть — не был, а есть. Его отец какой-то внешторговец. А его мать, после развода с отцом, вышла замуж за шведа и свалила из совка. Приезжает несколько раз в год. В будущем, внешне успешный и очень состоятельный Саня, однажды скажет мне, что иногда подумывает о суициде. Потому что интересно и в кайф ему было только в Питере. Но он уступил настойчивым просьбам матери, которая перетащила его в Москву. Там он с отчимом открыл российское представительство известнейшего телекоммуникационного холдинга. И ни о чем в жизни он так не жалеет, как о том решении уехать из Питера.
Ну ничего, Сань. Я здесь. Вот с Максимовой расстанусь, и мы все подправим. Мне кажется, я знаю, что нужно делать.
А пока, Саня подошел и протянул руку.
— Если ты спросишь, что я здесь забыл, я тебе не налью коньяка вечером. — заявил я.
— Ха! Твое дело сидит рядом с тобой! А вот что у тебя за гитара – это интересно.
— Прекрати обзывать меня делом. — это Ленка.
— Ленуськин! Я это из зависти! Мне вот не к кому бежать, сжимая в руках банку растворимого кофе.
Саня открыл банку и заглянул внутрь.
— Который уже выпили!!! Антон! Как ты мог …
Он грустно пошел за чаем.
— Ты как, вообще? — это я, вдруг понял, что мне с Максимовой не о чем разговаривать.
— Да нормально. Ты картошку когда-нибудь собирал?
— Не дрейфь! Я эксперт по уборке корнеплодов. Держись рядом, и все обойдется.
— Что обойдется?
— Как, ты не знаешь? Каждый пятый клубень пытается убежать в лес. При этом очень кусается. Тут нужно очень строго с картохой. А то разбежится. И в стране будет голод.
— Иди, эксперт, переодевайся. Скоро выходим.
И чего я сюда приперся?
Глава 6
Тудух-тудух, мы идем по Африке. Тудух-тудух, только пыль клубится. По зеленой Африке… Я иду в магазин.
Альфа и Омега студенческой жизни на картошке, это вечерние посиделки с алкоголем. Только они и примиряют многих с экстремальными условиями жизни.
После моего появления в колхозе прошло пять дней. Я приехал в первый рабочий день. И сразу очутился на грядке. Группа студентов казалась удивительно маленькой, по сравнению с полем, что предстояло убрать.
В первый рабочий день на краю поля нас ожидала суровая женщина. Колхозный бригадир, которому мы уберем урожай. Быстро объяснила принципы уборки. Посетовала на то, что городские оставляют в грядках две трети урожая.
Моя реальная сущность встрепенулась, и вспомнила, что где-то поблизости есть тюремная зона, она же ИТК. В голове мгновенно созрел план. Договариваемся с начальством колонии, и выгоняем зеков на уборку. Они все это качественно убирают за неделю. В оплату отдаем им треть собранного. Колония в экстазе питается картошкой, вместо надоевшей перловки. Студенты сдают треть урожая и уезжают домой, исполнив долг перед родиной. Треть картохи я, вместе с тюремным начальством, реализую на рынках Ленинграда, и в многочисленных ОРСах городских предприятий за наличные.
Дополнительными бонусами идет свежий воздух зекам, внимание одиноким колхозницам, расцвет самогоноварения в отдельно взятом колхозе, внеплановые каникулы студентам, и деревенский беби-бум следующим летом.
Вздохнул и успокоился. Кроме тюремного начальства меня никто не поймет.
Разобрали ящики, разошлись по грядкам и приступили. В уборке картошки главное – поймать дзен. А отрешившись, руки сами уже делают то, что требуется, голова совершенно свободна.
Ленка держалась со мной отстраненно и суховато. На следующий после моего приезда день, наши ряды еще пополнились. В наш поток влились еще шестеро парней и одна девушка. Два парня и девушка перевелись из других институтов, остальные вернулись из армии и восстановились. Деканат их немедленно загнал в колхоз.
Один из прибывших, высокий спортивный блондин, сразу же овладел вниманием наших девушек. Максимова, глядя на него, откровенно млела. Я,глядя на неё, внутренне потешался. Но, чтобы не нарушить ход вещей, делал страдающе-нервный вид. Мои скромные сто семьдесят два неброской внешности, явно проигрывали ста восьмидесяти трем спортивности и крашенной челке.
И вот вчера я прямо спросил её, что черт возьми, происходит? На что мне сообщили, что нам нужно расстаться.
С огромным трудом скрыл довольный блеск глаз, и изобразил страдание. Кто его знает, как Максимова воспримет мою радость? Вдруг озаботится вопросом, чем это я ему так нехороша, что он обрадовался? Последствия такого типа вопросов, задаваемых женщиной самой себе — непредсказуемы.