— Ты неправильно себя повел, Шурик. Нужно было выбрать одну и целоваться с ней взасос. А не подставляться под массовое зацеловывание. Алка бы проломила хамке голову, и спокойно села в тюрьму. А ты бы носил передачи. И она бы поняла, что верней тебя ей не найти. А так — объясняйся теперь.
— Тебе бы все шуточки.
— Ну хочешь, я тебя сброшу в Обводный? Алке скажу, что ты собрался топиться. Едва спас. Пострадавшему нужна сиделка. Банки, клизмы… это так сближает!
Саня остановился и развернулся. Посмотрел в сторону Обводного.
— Давай это будет запасной план.
— Какой в жопу план? СанСэй, через две недели мы выступаем перед Пугачевой. Все должны быть не просто здоровы, а вызывать вожделение.
— Думаешь, если я буду целоваться с Пугачевой, Алка меня простит?
— И этот человек учится лучше меня! По результатам выступлений все участники концессии смогут купить не то что любовное гнёздышко. Ты сформируешь мегагнездилище, плюс домишко в Ольгино. И, заметь, на период отделки вы будете в Финляндии. Сань, буду честен. Если б ты меня уговаривал такими аргументами, даже я бы тебя простил. И даже отдался.
— Как хорошо, что Воронова это не ты!
— Полагаешь?
На входе в институт меня отловил комсомольский вождь. По его глазам было видно, что все, что станет между ним и Финляндией сильно рискует. Без всяких шуток, комсомольские функционеры всегда вызывали у меня уважение. Имея пред собой ясную цель, они сворачивали горы. И все это весело и с песнями. То, что многие комсомольские руководители стали потом крупными бизнесменами, удивления у меня никогда не вызывало.
Я испытал чувство стыда. Я забыл, что сегодня мы с Кириллом едем в Управление. С другой стороны — нафик я там нужен? Тщательно продумывая эту мысль, я не заметил, как оказался в комитете комсомола. Прозвенел звонок на первую пару. Я слегка дернулся. Ядвига — это серьезно.
— Спокойно! — сказал Киря. — на период подготовки к молодежным мероприятиям Комитета ВЛКСМ, у тебя свободное расписание. Я договорился.
Он протянул мне листок бумаги.
— Это концертные площадки, уже сегодня готовые вас принять.
— Я тебе говорил, что в качестве зрителя ожидается Пугачева?
— Что, правда? Это пиздец. — Кирьянов вообще-то не выражается. Он потянулся и забрал у меня листок.
— Тоха! Что я еще не знаю?
— Что желательно какое-то спортивное сооружение. Не СКК, конечно, – не потянем.
— Чего это не потянете? Я думал, толпа мне весь ДК разнесет. На улице народу было больше чем внутри. Откуда только узнали?
Застенчиво промолчал про объявление в рок-клубе. И объяснил Кириллу цель всей истории. Демонстрация площадок.
— Вот значит как, — задумчиво протянул Киря. — теперь хоть все понятно. К концу недели все будет. Вместе съездим, посмотрим.
Я потянулся к телефону. Набрал Пашу. Сказал, что к ним выезжает будущий командир стройотряда «Мирный Атом», как тебе название? Готово ли руководство принять, и вникнуть в нужды? Паша поинтересовался, высылать ли машину и куда. Кирилл протянул листок с данными на себя и свои жигули-трешку. Зря что ли он в строяк три года ездил? Продиктовал, попросил на КПП оформить пропуск.
— А ты со мной не поедешь? И что за название?
— Чего не нравится-то? «Аtoms for peace» – начинай думать как это выглядит по международному, а не по казахски. А ехать с тобой, смысла нет. Что я знаю про создание стройотрядов? Там тебя не съедят. Разве что легкие пытки, но потерпишь.
Быстро набросал ему кроки маршрута.
— На КПП тебя пропустят. На входе представишься. Тебя проводят. Паспорт с собой? Тогда выезжай сейчас. Ехать полтора часа.
Набрал Григория. Гриша на работе. Перезвоните вечером.
Выйдя из комитета, я с удивлением понял, что у меня выходной! Поглубже натянул вязаную шапку. Наглухо застегнул аляску, обмотался арфаткой по глаза. И свалил из института. Прогуляюсь.
Дошел по Марата почти до Невского. И сел на троллейбус обратно, по Загородному, до Техноложки. Бросил пятак в ручную кассу. Открутил билет. Он оказался счастливым. Съел. За пятак взял еще один. Понял, что не прочь перекусить. Съел яишницу на углу Клинского и Серпуховской. В садике Олимпия попил кофе. В доме рядом любил бывать Распутин. Ради интереса дошел до дегустационного зала «Нектар». Он работает! Зашел, и у стойки попросил мадеры. Мадеры не было. Взял крымского коньяка. Бармен рассказал, что согласно сухому закону, они вне репрессий. Но народ почему-то не идет. Посочувствовал, и пошел дальше. В особо скользких местах тротуаров дворники долбили ломами лед. На Первой Красноармейской заглянул в полуподвальное кафе, в котором частенько бывал в девяностые. Сейчас это обычная рюмочная. Добавил коньяку. Вышел к Троицкому Собору. Свернул налево, И по Измайловскому поплелся домой. Париж, Париж. У нас тоже ништяк.