Пропылили уже через десяток деревень, а Васильевки все не было. У одной из хат увидел я здоровую молодую бабу. Она пряталась в тени сарая, выходящего глухой стеной на улицу. На руках у нее сидел двухлетний малыш, который, скосив на нас любопытный глаз, сосал грудь. Его братишка лет шести, босой, в штанишках, которые еле поддерживала переброшенная через плечо надорванная лямка, переминаясь около матери с ноги на ногу, сосал молоко из другой груди. Что делать, каждый, как мог, старался накормить своих малышей. Старший весь искрутился (ему надо было рассмотреть всю нашу кавалькаду), но грудь не бросал — видно, здорово набегался и оголодал. Так он и маялся около матери, пока мы разговаривали с ней.
— Матка, в какой стороне Васильевка? — картинно приосанившись, спросил неотразимый Зеленский.
— Да вон там балочка выглядает. Коло нее свернете — скоро и Васильевка.
— А далеко ли? — спросил я.
— Да верст пять.
Тут наконец мальчишка оторвался от матери, зыркнув на нее с жалостливым презрением.
— Семь, — уточнил он сиплым голосом.
У оврага, где дорога сошлась рогаткой, мы свернули, поехали по-над балочкой, и скоро в жарком мареве зашатались, задрожали расплывающиеся очертания высветленного солнцем монастыря. Женского — по сведениям, полученным от местных. Недалеко от него одиноко торчала белая хатка с колодезным журавлем во дворе. Остановились попить, долить радиаторы водой. Я зашел в дом.
За пустым дощатым столом сидел сумрачный мужичонка, меленький и хлипкий. Он явно был не в настроении, а может, я помешал ему ссориться с женой, хлопотавшей у печи и имевшей тоже достаточно решительный и агрессивный вид.
— Что, не слыхать ли у вас о Махно? — начал я вроде бы издалека. — Говорят, в ваших местах он вьется. Может, видели его когда, а то случайно знаете, где его сыскать можно?
— А вы кто такие будете? — спросил насупленный мужик. — Кто такие?
— Мы — Красная Армия, а я — Буденный.
— Как вам сказать, слыхать-то мы о нем слыхали, да навроде давно уж это было.
— Как давно?
— Я уж и не помню… Соседи вроде приходили, сказывали… В глазах у мужика сквозила тоска, слова мямлил себе под нос. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он врет.
— Здесь, в ваших местах, не видели его?
— Кто знает, может, и видели…
Наш нудный, полный туманных намеков, переливавшийся из пустого в порожнее разговор наконец осточертел хозяйке, которая остервенело гремела чугунами.
— Да хватит тебе юлить! — сердито крикнула она мужу. — Ты же отлично знаешь, где Махно.
— А, ладно, — безнадежно махнул рукой мужик. — По мне что Махно, что Буденный — один черт: сеять пора, земля сохнет. Так вот, еще вчера Махно ночевал в монастыре, а сегодня он, видать, в хуторе. — И назвал мне близлежащий хутор.
Я вышел на улицу, собрал командиров и начал военный совет.
— Для нас в тактическом отношении хутор располагается очень удобно. Он зажат между двумя прудами, которые с одной стороны соединены общей плотиной. Мое решение такое: вы, товарищ Митрохин, — сказал я командиру автоотряда, — с броневиками и бойцами отправитесь в обход прудов на плотину. Оттуда вы ударите на хутор, а мы с кавалерийским эскадроном одновременно с вами ударим с противоположной стороны. Спрессуем его, как миленького. Таким образом, наша задача — скрытно наблюдать за хутором и ждать вашего появления. А вы, товарищ Митрохин, действуйте самостоятельно, мы сами будем согласовывать свои действия с вашими. До поворота на плотину — два километра. На месте вы будете минут через тридцать, ну, максимум — если какие-нибудь случайности — через сорок. Выполняйте.
Мотоотряд запыхтел дальше по дороге, а мои кавалеристы заняли свои позиции, готовясь к броску на хутор.
Время тянулось изматывающе медленно, как бывает всегда, когда ждешь и принужден бездействовать. Прошло тридцать минут, сорок — наши не появлялись.
Мы скрывались не в очень частом, но достаточно высоком кустарнике. Сказать, что нас совершенно не было видно, не скажу — можно было разглядеть, не уложишь ведь лошадей на землю. Но прятаться было негде, мы выбрали не лучшее, зато единственное укрытие. Я прохаживался по краю кустарника, осматривался. Мои кавалеристы давно спешились, каждый стоял возле своей лошади, держа ее в поводу. Я видел, что ребята волнуются: еще бы, первый бой.
Хутор стоял в тишине и безлюдье. Где там могло скрываться столько человек? А может, там не все махновцы? Хорошо бы все, сразу одним ударом бы прихлопнули!