В спальне-столовой была ниша, в которой и стояла огромная, страшная, красного дерева кровать, похожая на саркофаг. Зная, из чьих рук и кому она досталась, Анна Павловна видела за этими розвальнями такую историю, что у нее волосы дыбом становились. Она считала, что прошлой своей жизнью точно, а будущей и подавно с историей этой никогда квита не будет, и поэтому ложе это яростно ненавидела.
Была Анна Павловна современной женщиной, ненависть ее имела локальный характер, но, не сообщая пока о том мужу, этот гробик был ею предназначен на выброс. Что она и собиралась сделать в недалеком будущем.
Под кровать она влезла целиком, вокруг набитых в это вместилище книг прошлась тряпкой, а поверх яростно подула — и еще раз протерла тряпкой.
А поскольку человек все равно ничем не бывает полностью доволен, Анна Павловна, ползая по-пластунски, а иногда просто шлепаясь на живот, начала ворчать сначала вполголоса, а потом и в полный — сперва на пыль, которую поставляет ей лучший город в мире, потом на мужа, который купил эту дрянь. Потом на умельца, который ему ее продал, воспользовавшись простотой, которая хуже воровства.
В общем, Анна Павловна начала своими руками портить себе настроение. Но, как женщина чрезвычайно умная, вовремя спохватилась.
— Чего тебе не нравится, подруга? — спросила она себя. — Пыль? А как часто ты ее убираешь? Задумалась? Ну то-то. Радуйся, что в эту щель залезла без скрипа. Значит, еще гнешься.
Анна Павловна на себя наговаривала. Она была женщина изящная, в прошлом чемпионка Москвы по фехтованию среди юниоров, которых в ее время называли просто юношами. И мастер спорта по лошадиной части. В прошлом же. Правда, недалеком. Но все же.
Сейчас она была великим мастером по конструированию штучек, небольших таких, но очень важных как для спортсменов, так и для всего остального населения нашей страны. Анна Павловна, в порядке своего ежедневного труда, делала их все мельче по размерам, но все серьезнее по результатам. И именно потому, что это у нее хорошо выходило, она и имела сегодня возможность так вольно обойтись с академиком — директором своего НИИ. Правда, в смысле размеров Анна Павловна имела собственное мнение: считала, что, чем хорошее больше, тем оно лучше. Но время требовало компактности. То, понимаешь, самим поднимать тяжело, то другие еще мельче сделали.
— Гонишься за всеми, гонишься, — отводила душу Анна Павловна, шуруя бывшей мужниной майкой под кроватью. — А надо, чтобы за нами гнались. Уходит талант из жизни — наступает пауза. Хорошо, если не антракт. Нет незаменимых? Еще как есть. Надо честно осознавать свой удельный вес в этой жизни.
Так бурчала Анна Павловна, дискутируя с неведомыми оппонентами.
— Ату на вас! — пригрозила она конкурентам, вытягивая себя из-под саркофага. — Вот я вам, — повторила уже задумчиво. — Погоди, погоди, — сказала она себе и расселась на полу удобно, помахивая грязной тряпкой. — А если мы сначала замкнем контакт, а потом уж от винта? — Анна Павловна кинулась к столу и стала строчить на первой попавшейся бумажке. Чтобы не забыть. До послезавтра. Потому что завтра в семь ноль-ноль выезд на картошку.
— Вот так будет красиво, — сказала Анна Павловна, поставив точку. — Надо любить и уважать человеческую мысль! — сказала Анна Павловна. Одобряя ее слова и в ее честь Кирюша исполнил песенку. Немедленно ее — из спаленки Анны Павловны — подхватил Мефодий, по домашней кличке Фомочка. Ощутив себя в летнем лесу, Анна Павловна снова ухватила тряпку.
Кирюша залетел к ним в окно. Птичку отловили» отличили, к ее счастью, от воробья — Кирюша был пестренький, начихали на приметы, а те толковали, что дикая птица, влетевшая в дом, к несчастью, если же быть совсем точным — к смерти, и обосновали. Муж Анны Павловны сказал, что, если бы ему кто-нибудь когда-нибудь намекнул, что он будет держать кенара, он бы его убил. А вот теперь держал, и не только держал, а любил и наслаждался им. Мало того, он решительно заявил Анне Павловне, что, когда они уходят на работу, Кирюше дома одиноко и надо купить ему товарища. Товарища Анна Павловна купила на Птичьем рынке, и эти товарищи в первую же секунду встречи так передрались, что теперь дружили из разных комнат.
Обстановка летнего леса сгустилась. Птицы пели громко и от души. Анна Павловна с чувством удовлетворения от хорошо делаемого дела тщательно елозила тряпкой по полу, последовательно и ракообразно передвигаясь по квартире.