Выбрать главу
опаснее музыки, которую Габсбурги никогда не считали опасной, а потому содействовали взлету музыкального искусства, как говорилось в одной из прочитанных мной монографий по истории искусств. Лживость Габсбургов, глупость Габсбургов, извращенная религиозность Габсбургов запечатлелась в картинах, которыми увешаны стены Художественно-исторического музея. Все эти полотна, даже пейзажи, проникнуты католическим инфантилизмом и извращенной религиозностью Габсбургов. До чего противно ханжество в картинах, которые претендуют на художественное совершенство. Любая картина, висящая на стенах Художественно-исторического музея, как бы осиянна католическим нимбом, в этом отношении тут все одинаковы, даже Джотто не исключение, сказал Регер. А чего стоят венецианцы, на полотнах которых каждая ручища непременно тянется к католическим небесам альпийских предгорий. На картинах Художественно-исторического музея вы не найдете ни одного нормального человеческого лица, всюду лишь католические лики. Вглядитесь внимательно в любую более-менее недурно написанную голову, и вы непременно увидите, как на картине проступает католический лик, сказал Регер. Даже нарисованная трава имеет католический вид, даже суп в голландских супницах. Налицо бессовестная реклама католицизма, и больше ничего, сказал он. Вот уже тридцать шесть лет прихожу я в Художественно-исторический музей лишь потому, что круглый год здесь строго поддерживают восемнадцатиградусную температуру, идеальную не только для картин, но и для моего тела, а также для моей весьма чувствительной головы, сказал Регер. Пристальный анализ художественного произведенияэтот самоубийственный метод доведен мною к старости лет до известного совершенства, сказал он. Художественно-исторический музей являет нам не столько художественные традиции, сколько ненависть к подлинному искусству, неизлечимое эстетическое безумие. Наша эпоха хаоса и кича достигла своего апогея, дорогой Атцбахер; вся Австрия представляет собою ныне подобие Художественно-исторического музея, сплошь католического и национал-социалистического. Кругом разгул псевдодемократии. Сегодняшняя Австрия — это карликовое государство, которое погрязло в хаосе, однако тешит себя самовозвеличиванием; спустя сорок лет после окончания так называемой второй мировой войны оно, самоизолировавшись, достигло полного упадка; в этом карликовом государстве умерщвлена всякая мысль, зато полвека процветает государственно-политическая тупость и лояльная глупость, сказал Регер. Мир хаотичен и жесток. Я слишком стар, чтобы исчезнуть по собственной воле, слишком стар, чтобы уйти, дорогой Атцбахер, мне уже восемьдесят два, слышите! Я всегда был одинок! Теперь же я окончательно попался в ловушку, Атцбахер. Куда ни глянь в этой стране, уткнешься в выгребную яму, кругом смехотворнейшие уродства, сказал Регер. Едва ли не все поголовно страдают депрессией; как вам известно, у нас и в Венгрии самый высокий среди европейских стран процент самоубийств. Я часто подумывал о том, чтобы уехать в Швейцарию но там мне будет еще хуже. Вы же знаете, я до глубины души люблю нашу Австрию, но я ненавижу нынешнее государство; с этим государством я не хочу иметь впредь ничего общего, оно становится мне отвратительней с каждым днем. Какие примитивно-бездуховные физиономии у наших государственных деятелей, наша обанкротившаяся страна стала прямо-таки гигантским мусоросборником для физиогномических отбросов, сказал Регер. Впрочем, чего только мы ни выдумываем, чего только ни говорим, веруя в собственную компетентность, которой и в помине нет; вот где комедия, однако, когда задаешься вопросом — как жить дальше? — понимаешь: это трагедия, дорогой Атцбахер, сказал Регер. В этот момент появился Иррзиглер, он принес по просьбе Регера свежий номер Таймс; чтобы купить газету, Иррзиглеру нужно было всего лишь перейти на другую сторону улицы, где стоял газетный киоск. Взяв газету, Регер встал и направился из зала к выходу, причем, как мне показалось, двигался он даже более энергично, чем всегда; спустившись по широкой главной лестнице, Регер вышел на улицу. Он остановился перед вульгарным памятником Марии Терезии и только здесь спросил, не удивляет ли меня то обстоятельство, что он до сих пор не сообщил мне, зачем, собственно пригласил меня в Художественно-исторический музей и почему захотел увидеть меня там именно сегодня. Я не поверил собственным ушам, когда он сказал, что у него есть билеты в театр — он, дескать, купил два билета на отличные места в партер Бургтеатра, где дают Разбитый кувшин Клейста; это и было причиной, по которой Регер попросил меня прийти в Художественно-исторический музей именно сегодня, он решил пригласить меня отправиться вдвоем с ним в Бургтеатр, чтобы посмотреть Разбитый кувшин. Как вам известно, я уже несколько десятилетий не бывал в Бургтеатре, ибо ненавижу его и вообще театр больше всего на свете, однако вчера я решил взять билеты на завтра, чтобы посмотреть Разбитый кувшин в Бургтеатре. Не знаю, дорогой Атцбахер, почему на меня нашла эта блажь и почему мне захотелось в театр именно сегодня, причем непременно с вами и непременно на Разбитый кувшин в постановке Бургтеатра. Можете считать меня сумасбродом, дни мои все равно сочтены, но мне действительно почему-то подумалось, что вы не откажетесь составить мне компанию, ведь Бургтеатр слывет одним из лучших театров мира. Я три часа ломал себе голову, как бы сделать вам мое предложение, так как один я бы не пошел смотреть Разбитый кувшин, сказал Регер, согласно записям Атцбахера; три мучительных часа размышлял я, как рассказать вам о том, что я купил два билета на Разбитый кувшин, имея в виду себя и вас; ведь долгие годы вы слышали от меня, что Бургтеатр — это одна из худших сцен мира, и поэтому мне было неясно, как вы отнесетесь к предложению идти туда на Разбитый кувшин, да еще со мной; такие повороты событий не под силу, пожалуй, даже Иррзиглеру, сказал Регер, согласно записям Атцбахера. Вот второй билет, приглашаю вас сегодня вечером в Бургтеатр, прошу вас, дорогой Атцбахер, ублажите стариковскую прихоть. Хорошо, сказал я Регеру, пишет Атцбахер, я пойду с вами, если вы этого так хотите, на что Регер сказал: да, я действительно этого очень хочу, после чего вручил мне второй билет. Я и впрямь побывал вместе с Регером сегодня вечером в Бургтеатре, где давали Разбитый кувшин, пишет Атцбахер. Постановка была ужасной.