После этого нам остается внимательно ознакомиться с «Богоматерью и св. Донатом.» музея в Брюгге. Эта картина, копия с которой находится в Антверпене, — самая значительная картина, подписанная ван Эйком, по крайней мере, по размеру фигур. Она относится к 1436 году, следовательно, написана четырьмя годами позже «Поклонения агнцу». По построению сцены, стилю и характеру формы, по цвету и технике она напоминает луврскую «Богоматерь с донатором»; в ней та же драгоценная законченность и такая же тонкость наблюдения деталей. Наивная светотень, окутывающая маленькую луврскую композицию, совершенная правдивость и особая идеализация, достигнутая тщательной работой руки, красота исполнения, неподражаемая прозрачность красок, смесь кропотливой наблюдательности и мечты, сквозящей в дымке полутеней, — вот высокие достоинства, которых картина музея в Брюгге может достигнуть, но превзойти не может. Однако здесь все гораздо шире, зрелее, более величаво задумано, построено и написано, благодаря чему произведение это становится более капитальным, полностью сливаясь с задачами нынешнего искусства и почти удовлетворяя их.
Мадонна некрасива. Младенец — рахитичный сосунок с редкими волосиками, написанный без прикрас с какого-то жалкого, плохо выкормленного малыша, — держит в руках букет цветов и ласкает попугая. По правую руку от Мадонны — св. Донат в золотой митре и синем облачении, а по левую, образуя кулису, — св. Георгий, прекрасный юноша, очень женственный, одетый в доспехи из вороненой стали с насечкой. Он приподнимает шлем, со странным выражением кланяется богу-младенцу и улыбается ему. Мантенья, создавший свою «Минерву, обращающую в бегство пороки» в чеканном панцире, золотом шлеме, с красивым гневным лицом, не смог бы ни более уверенно, более твердым резцом выгравировать описываемую фигуру св. Георгия, ни очертить ее более четким контуром, ни так ее написать, ни так подобрать краски. Между богоматерью и св. Георгием — коленопреклоненный каноник Иорис ван дер Пале, донатор — заказчик картины. Это, несомненно, наиболее сильная ее часть. Он в белом стихаре: в своих сложенных коротких квадратных морщинистых руках он держит открытую книгу, перчатки и роговые очки; на левой его руке висит лента серого меха. Каноник стар и лыс, мягкий пушок сохранился на висках, где кости резко проступают сквозь, тонкую кожу. Лицо полное, вокруг глаз морщины, мышцы лица с годами высохли, огрубели, кожа покрылась рубцами и трещинами. Это толстое, дряблое и морщинистое лицо — чудо физиономического рисунка и живописи. Все искусство Хольбейна заключено в нем. Прибавьте ко всему этому обрамление и обычную обстановку: трон, балдахин с красным рисунком на черном фоне, сложную архитектуру, темный мрамор, края цветных окон, сквозь чечевицеобразные стекла которых проникает обычный для картин ван Эйка зеленоватый свет, мраморный паркет и под ногами Марии прекрасный старый персидский ковер, создающий полную иллюзию реальности, но выдержанный, как и все остальное, в полном соответствии с картиной. Тональность картины строгая, приглушенная и богатая, удивительно гармоничная и сильная. Цвет струится в ней мощным потоком, краски цельны, мастерски составлены и еще более мастерски связаны с соседними при помощи тончайших валеров. Вглядываясь в картину, поистине забываешь все на свете и думаешь, что эта живопись уже при самом своем возникновении сказала свое последнее слово.
И, однако, не меняя ни темы, ни манеры, Мемлинг вскоре скажет еще нечто большее.
История Мемлинга, как ее рассказывает предание, оригинальна и трогательна. Молодой художник, состоявший после смерти ван Эйка при дворе Карла Смелого, молодой солдат, участник швейцарских и лотарингских войн, сражавшийся при Грансоне и Муртене, в довольно жалком состоянии возвращался во Фландрию. В январский вечер 1477 года, в один из тех морозных дней, какие наступили после поражения при Нанси и смерти герцога, он постучался в двери госпиталя св. Иоанна, прося крова, приюта, хлеба и ухода. Все это ему было дано. Оправившись от усталости и ран, Мемлинг в следующем году в уединении гостеприимного госпиталя, в тиши его монастырского дворика взялся за «Раку св. Урсулы», затем написал «Обручение св. Екатерины» и другие маленькие диптихи и триптихи, находящиеся там и сегодня.
К несчастью, — и как жалко! — весь этот прелестный роман — только легенда, от которой надо отказаться. В действительности Мемлинг — просто бюргер, житель города Брюгге, занимавшийся, как и многие другие, живописью. Обучался он ей в Брюсселе, а самостоятельно начал работать в 1472 году. Жил он вовсе не в госпитале св. Иоанна, а, будучи довольно зажиточным человеком, имел дом на улице Синт-Йорис; умер он в 1495 году. Путешествия в Италию, пребывание в Испании, смерть и погребение в монастыре Мирафлорес — где здесь правда, где ложь? Вслед за увядшим цветком легенды должно было бы исчезнуть и все остальное. Тем не менее, остается много неясного в образовании, привычках и художественной деятельности этого человека. И самое загадочное — это характер его дарования, неожиданный в те времена, в условиях тогдашней жизни.