Былая злость непонятно на что прошла, к чему он отнёсся философски. Не первый раз накатывает этакое, и наверное, не в последний. Бытие эмигранта, оно и так-то усеяно разного рода сравнениями и ностальгическими ловушками, а умноженное на временну́ю инаковость, и подавно.
— Кофе, месье? — коротко осведомилась хозяйка, увидев, что он завершил трапезу.
— Нет, благодарю, — поспешил отказаться парень, выкладывая на стол шестьдесят сантимов и матерно вспоминая предложенный наглым портье завтрак за франк, и прикидывая, насколько его уже обманул месье Гранвилле, и насколько обманет ещё.
Вопреки подсупдным ожиданиям, останавливать его, запрашивая дополнительные су и сантимы хозяйка не стала, и он спокойно вышел на улицу. Там, постояв некоторое время, тревожно ожидая оклика и не дождавшись его, он пошёл мерить шагами улицы, бездумно глядя по сторонам, выискивая, куда бы сесть с чашечкой кофе.
Заведений, как нарочно, полно, и это тот случай, когда избыток выбора — зло! Отвык…
Да, это далеко не туристические улочки в будущем, с заведениями где только можно, и где нельзя — тоже, но выбор, чёрт подери, есть, и на любой вкус! А его сознание, исковерканное лакейством, всё время ищёт какие-то подвохи, какие-то незримые, но явственные для местных социальные границы, из-за которых могут…
… попросить. Вот просто подойти, и, едва заметно морща нос, предложить удалиться из заведения, в котором не место таким, как он. Здесь, сударь, бывают приличные люди…
А это… ну его к чёрту! Самолюбие, гордость, гордыня — называйте как хотите, но он, Ванька, уже не раб!
За намёк, пол намёка — в морду, и это — если где-то по-простому, в кабаке. А так… стреляться, драться на шпагах, на ножах… насмерть!
Он представил, как во Франции ему попадается кто-то из былых хозяев, или офицеров, бездумно и очень часто — бессмысленно, гнобивших его в штабе, или позже, на Бастионе, и как он, посреди бульвара или людной улицы, да в морду шакалу, в морду! А потом стреляться… или лучше — на саблях, да не до первой, чёрт бы её побрал, крови, а насмерть!
Здесь, во Франции, это можно… и нет, смерти он не очень-то боится, отбоялся. А вот унижения больше не потерпит…
Да и… х-ха! Офицер русской армии с саблей… в Европе, притом, наверное, в любой стране, это анекдот! В училищах дурно учат, а после они, наверное, и вовсе не берут в руки боевое оружие[ii].
Усмехнувшись криво, он постарался выбросить из головы нелепые мысли, несколько раз глубоко вздохнул, и кажется, помогло.
Наконец, нашлась кофейня средней руки, и он, по-прежнему настороженный, уселся за столиком на улочке, глазея на прохожих, и всё ещё не до конца осознавая, что вот так вот — просто сидеть в кафе, за чашечкой кофе, это не привилегия, а право!
Не только у него, но и вообще, любого человека…
… просто не везде. Не в каждом государстве.
Не почувствовав толком вкуса кофе, он расплатился, сгрёб, не глядя, сдачу, и пошёл к ратуше. Где-то там он может получить комплект документов, максимально возможный для человека, не являющегося гражданином Франции, но дающий не то чтобы равные… но всё-таки — права!
— К кому? — вяло поинтересовался медалированный немолодой швейцар при входе.
— К месье Леблану, документы получать, — коротко ответил попаданец, избыточно ясно ощущая каждое произнесённое слово, и пространство вокруг, и готовый, если надо…
— А… так нет его, уволился зимой ещё, — отозвался служащий, — это вам теперь к месье Карно.
Месье Карно оказался одышливым красномордым мужчиной титанических пропорций, которого не интересовали договорённости прежнего хозяина кабинета ни с поляками, ни с кем бы то ни было ещё. Он, не то после вчерашних излишеств, не то в принципе, брюзглив и недружелюбен.
— Да, месье, — кивает попаданец, пришедший от такой встречи едва ли не в отчаяние, — вот…
В потную руку месье Карно ложится очередной документ, выписанный на Аландах, а вместе с ним и сто франков банкнотами.
— Эт-то что⁈ — месье Карно брезгливо откидывает взятку в сторону, не слишком, впрочем, далеко.
— Прошу прощения, месье… — Ежи рассыпается мелким бесом, и, надеясь, что делает всё правильно, протянул оставшиеся документы, а к ним ещё сто франков, — всё что есть, месье…
Физиономия чиновника исказилась в презрительной гримасе.
— Ладно, чёрт с вами, давайте! — он небрежно цапнул купюры, скидывая их в ящик стола, — Понаедут тут…
… документы, впрочем, месье Карно выдал.
Выйдя из ратуши на подгибающихся ногах, Ежи достал из портсигара папиросу и прикурил, оперевшись спиной о стену. На вопросы швейцара покивал, не понимая толком, чего тот спрашивает, и, сделав несколько затяжек, от которых ещё больше закружилась голова, пошёл прочь.