' — Кстати, — мелькнула запоздалая мысль, — надо что-то делать с драгоценностями!'
В Руане он решил не продавать их, потому что настоящую цену ему вряд ли дали бы, да и к эмигранту, только что прибывшему в страну, могли появиться вопросы, ну или по крайней мере — слухи, которых он предпочёл бы избежать. А Париж видывал ещё и не то, он всё переварит!
Проблема… хотя и сложно назвать наличие драгоценностей этим словом, но всё ж таки — проблема! Таскать с собой, зная о парижских карманниках, это такое себе… тем более он, чужак в чужой стране, свежий иммигрант, привлекает внимание, как фонарь на мачте в ночном море. Оставлять в пансионе…
— Н-да, дилемма, — пробурчал он, решив всё-таки оставить драгоценности в номере, потому что… а какие у него, собственно, альтернативы?
Живот тем временем заурчал голодным хищником, не помня, что не так давно был заполненным свыше всякой меры. Пожав плечами, попаданец решил поддаться греху чревоугодия, полагая его не таким уж и смертным.
— Я ж расту! — подбодрил он себя, и, постаравшись получше запомнить окрестности, решительно зашагал в поисках подходящего бистро. Ну или чего-то иного…
… надо, чёрт подери, разобраться со всеми этими особенностями французского общепита!
Меряя шагами Латинский квартал, и с любопытством вертя головой, он решительно не боится показаться провинциалом! Потому что — да, провинциал бывает смешон, но провинциал, пыжащийся показать себя искушённым столичным жителем, смешон вдвойне и втройне!
А смотреть здесь, чёрт подери, есть на что. Он, как будущий архитектор, прекрасно знает, пусть и «вприглядку», многие города Европы и мира, в том числе и их былой и грядущий, или вернее — предполагаемый облик.
Но никакие альбомы не могут передать атмосферу настоящего, с цоканьем копыт и громыханием колёс, с запахом навоза, с бесчисленными стройками, с говором, и главное — с поведением людей, их манерами и привычками. Вроде и есть что-то похожее, знакомое… но, тысяча чертей, совершенно не то!
Облик квартала в целом узнаваем, но вот детали… они складываются плохо. Паззл не сходится.
— Деревенщина! — натолкнувшийся на него парень зол, и, не стесняясь в выражениях, поведал Ежи, куда ему нужно иди, и маршрут — очень подробный. Не слишком рослый, несколько даже костлявый, он, тем не менее, местный…
Попаданец, чувствуя за собой часть вины и не желая ввязываться в дурацкую ссору, забормотал что-то извинительное, попытавшись отступить. Но парижанин, шагнув вперёд, с силой толкнул его на двух молодых парней, и те, заругавшись, отвесили ему пару тумаков и…
… проинспектировали карманы.
Он успел перехватить руку с часами… с его часами (!), и, озверев, саданул сверху локтем в переносицу, вырубая так надёжно, как это вообще возможно. Напарник воришки, невысокий длиннорукий коротышка с отменно кривыми ногами потомственного парижского рахита, тут же вцепился в него обезьяной, даже попытавшись обхватить ногами.
— Жорж, давай! — заорал прямо в ухо обезьяноподобный, и Ежи, не дожидаясь удара сзади, подсёк ногу коротышки и рухнул на него, попытавшись максимально впечатать того в мостовую. Судя по болезненному вскрику, получилось…
… и он тут же, стараясь не думать, что за дрянь может быть на мостовой, перекатился под коротышку, и как оказалось — вовремя!
Жорж… или кто он там, не успел в полной мере сдержать удар, и пинок пришёлся куда-то в бок его кривоногого напарника, вскрикнувшего ещё раз и засучившего ногами.
Воспользовавшись этим, попаданец поднырнул рахиту под руку, вывел на болевой, и вывернул руку к чёртовой матери! Вряд ли это разрыв сухожилий или перелом, но вывих, и притом качественный — ручаться можно!
На этом его победа едва не обернулась фиаско, ибо долговязый Жорж достаточно умело лягнул его в голову. Он, в общем, почти успел убрать её… но почти не считается, да и твёрдый носок ботинка, это ни разу не босая нога, так что прилетало знатно.
Впрочем, вырубить попаданца не удалось, и, пусть несколько оглушённый, он ушёл в защиту, отбиваясь от нападающего и достаточно грамотно держа дистанцию — благо, для фехтовальщика это основа-основ. Жорж атаковал странно, непривычно и довольно опасно, целя в лицо и горло растопыренной пятернёй и пытаясь обрабатывать голени носками ботинок.
Но эффект от нокдауна у попаданца быстро прошёл, и он, получив несколько чувствительных ударов по ногам и одну почти неощутимую оплеуху, выждав момент, шагнул навстречу и всадил колено под рёбра — в лучших традициях тайского бокса. Потом, ничуть не стесняясь, добавил с другого колена в лицо, обхватив голову руками, и только потом опомнился, с немалым трудом удержавшись от…