Но это не любовь. Любовь за что-то, есть корысть. Но можно любить и просто так, все сразу. Сережа мог, а это редкость.
- Хорошенькая девочка. Совсем как я в молодости. Ты знаешь, Сереженька, я тоже стихи писала. А потом семья, заботы... А кто у нее родители?
- Мама, ну что ты меня сразу женишь. Не знаю я кто у нее родители и знать не хочу.
- Нельзя так. Нужно знать все о девушке, с которой встречаешься.
- Я с ней еще не встречаюсь.
- Ну, собираешься встречаться. Заставил меня имитировать свой день рожденья. Ты такой влюбчивый. Весь в отца! Когда мы с ним впервые встретились...
- Знаю, мама. Все знаю, слышал...
- Ты напрасно грубишь. Я твоя мать.
- Пирог сгорит.
- Ах!
Дача эта поменьше была и победнее. Дворик увитый виноградом. Большая бочка дождевой воды у крыльца. На веранде стол с клеенкой и табуреты. Табуреты эти Сережиной маме сосед Петр Антоныч построил. Вот и он.
- Серега, привет.
- Здравствуйте.
- Что у вас за готовка?
- Праздновать будем мой день рожденья. И вы приходите.
- Поздравляю. Скажи маме, приду.
Все это через заборчик. Через время открылась калитка напротив. Появился Виталий Анатольевич, Таракан с бутылкой шампанского и (Сергей потерял ощущение веса) Алена.
Гости взошли, поздравляли, смеялись.
- Мама познакомься. Соседа и Алену ты уже знаешь, а это Таракан.
- Очень приятно. Антонина Марковна. Садитесь, садитесь. Сейчас будут грибы под водку, а потом пирог под домашнее вино. А потом танцы.
Все расселись и Таракан вскрыл шампанское. Выпили залпом, чтобы именинник здоров был и счастлив. Антонина Марковна большое блюдо с грибами внесла. Вкусно пахло. Шумели и ели. И пили.
Сережа Алене на ушко что-то шептал и очень стеснялся. Грибы, хоть и пахли здорово, но на вкус отдавали пластмассой. Да кто здесь грибы часто ест?
- Я обожаю поэзию. Алена, вы почитаете нам что-нибудь?
- Наверное...
- Обязательно!
- Мама, дай людям поесть.
- Ну вот хоть это: Любовь! Как страшно это слово Звучит из уст моих сейчас. Я повторяюсь вновь и снова. Печаль не вытравить из глаз.
- Боже, Аленушка, что с вами?
Алене очень нехорошо вдруг стало. Она, бледнея, осторожно села и к Сереже привалилась. Виталий Анатольевич сам себе виски с силой тереть начал. Все за этим столом вдруг посинели, поникли и по веранде расползаться стали, и тихо стонали. Все тише и тише.
Сережу рвало на ступеньки, но легче не становилось. Вошел в калитку Петр Антоныч. Лицо его было восхитительно розового цвета. Он бросился к лежащей под табуретом Антонине Марковне и глянул на стол. Кто же ест такие грибы!? Идиоты!
Скорая не успеет. Неизвестно сколько они здесь лежат. Клизма! Клизма этим придуркам нужна! И большая! Чем больше, тем лучше! Все это тенью в голове старого практика мелькнуло. Человек мгновенных реакций, к счастью, помнил, недавно, в хламе чердачном, он видел вещь к случаю.
Так давно он не бегал и успел. На веранду взошел Петр Антоныч с полным коровьим шприцом. Хорошо, рядом бочка с водой.
Изложить последующую сцену в деталях я не в силах. Пусть простится мне мое чувство приличия. Скажу только, что Петр Антоныч, как человек добросовестный и в большом и в малом, не встретив серьезного сопротивления, в каждого участника именин педантично вкачал по два полуторалитровых шприца дождевой воды. А затем вызвал скорую.
Приехавшие через час врачи, осмотрев отравленных, забирать их с собой не стали, но водки выпили не ломаясь.
Ночь печально прошла. Алена все в ванне лежала. Сережа веранду из шланга все поливал. Все курил и грустил. То казалось ему, что сквозь плотную тьму слепит верхнее небо в прорехи, то, что выше лишь тьма, а слепящее разошлось в паутинку, на звезды распалось.
Утром Таракан и Виталий Анатольевич в пледах на терраске сидели. Оба белые до прозрачного. Оба вялые в море смотрели. К ним Алена спустилась качаясь.
- Таракан, поднимайся. Мы уезжаем.
- Дай очухаться.
- Голова кружится. Никого не видеть... Ненавижу грибы. Ненавижу дачи. Ненавижу вас. Хочу домой.
- А вы, Аленушка, стихи напишите о вчерашнем.
- Стихи всегда стихи. Они не от ситуации, а от настроения. Сегодня утром я написала: Нельзя меня бросать на берег. Быть может я учусь любить. Быть может я хочу поверить, Что можно в этом мире жить!
- Хорошие стихи. Сереже бы понравились.
- Таракан, я всегда знала, что в стихах ты разбираешься, как крупный рогатый скот. И знала зачем ты меня сюда затащил.
- Но поехала.
- Поехала. Я живу не ситуацией, а настроением. Потому вы сидите и морщитесь, а я стихи пишу. Если у вас все отобрать, вы станете голые и нищие. А у меня ничего нет, кроме моих стихов. И ничего мне больше не нужно!