- А горячая ванна?
- Крупный! Рогатый! Скот!
- А вот и наш отравитель. Здравствуйте, Сергей.
- Здравствуйте. Я пришел принести извинения...
- Приносите.
- Мама не разбирается в грибах. Она их купила у старушки.
- Пристрелить бы эту старушку. Я тоже купил грибы у старушки и Бог пронес, мы их не ели. К нам бы ваш сосед не заглянул со своим инструментом.
- Да. Могло быть и хуже.
- Алена, как вы себя чувствуете?
- Идите, Сережа, к маме. Видеть вас не могу.
- Да. Да. Еще раз простите...
- Прощаем. Передайте привет и наилучшие пожелания вашему соседу.
- Да. Сходите к нему от нас и скажите спасибо.
- Я у него уже был. Он сильно смущен.
- Еще бы!
- Уйдете вы когда-нибудь!
- Простите, Алена. До свидания.
Сережа ушел прощаясь с мечтой. Он гордый. Так ему кажется.
- А пресмешная, наверно, картинка была?
- Да уж, уважаемый!
Мужчины срываются в хохот. Алена, посмотрев широко открытыми глазками, заражается тут же. Смех на грани истерики. Они давятся, давятся, давятся смехом.
- Эк он сообразил-то... Коровьим шприцом!
- А теперь он... Он сильно смущен!
- Кому расскажи...
- А ты расскажи, расскажи...
- Аленушка, будьте милой, там в холодильнике апельсиновый сок. И бутылочка джина в баре. Бокалы в буфете...
Алена ушла икая и всхлипывая.
- Наш уговор в силе?
- Давайте деньги и сегодня вечером меня не будет.
- Я рассчитываю на семь дней.
- Нет проблем.
Алена вошла и бокалы раздала. И свинчивая пробку с бутылки:
- А этот-то... «Я пришел принести извинения»!
Новый взрыв гомерического хохота. Они смеются как дети, значит им хорошо. Пусть смеются. Этим история наша закончится. Таракан, конечно, уехал. Алена на недельку осталась. Вскоре вышел и ее сборничек. Тираж раскупили в три дня. В книжечке действительно была совершенно волшебная графика.
Азоид Тривиум
Есть в лесном краю одинокая гора. На вершине ее покоится огромный камень. Издали, в безоблачную погоду, выглядит он, как перекошенная буква «ха». Окрестные жители желают видеть в нем орла, потому гора называется орлиной. Под горой спокойная речка, на берегу которой сейчас костерок. И человек в зеленом возле. Глаза его цвета отраженного в гладкой воде оранжевого облака. Цвета закатного облака в медленной речке сквозь вялый дымок от сухих дров.
Оранжевые с пепельным глаза эти сейчас неподвижны. Поверх пылающих угольков остановились они на разлитом по течению закате. Река называется Андойча. Человека зовут Паша Нестюгов. Паша пришел взобраться на орла, на кривое «ха», на вершину салатовой утром, а сейчас черной горы. Пришел совершить восхождение.
Вскипел чай в литровой кружке. Синий край неба почернел, а оранжевый стал сиреневым. Замерцала река и лес за ней потерял цвета, но обрел очертания. Паша закрыл глаза и откинулся на влажную траву. Былинки щекотнули шею и лицо. Нежно и тревожно.
«Природа не мать, природа – жена», - плененное фразой ощущение толкнулось в сердце и опало в животе: «Верно». Прохладная влага прошла сквозь ткань и насыщала собой разбухающую кожу. Слабое тепло первых звезд проникло в поры. Паша потерял свои границы.
Чай выкипел и кружка раскалилась на углях. Луна вытянулась в кривое «ха». Паша врос в ее подножье разлапистой корневой системой, набрякшей бахромой лилово-серебрянных прожилок, что уходили глубоко в сырые полости сиреневого с искрой чернозема.
Нежность тонкими лапками тронула набрякшие веки. Гибкий чешуйчатый хвост обвился вокруг корявых клешней. Ледяное жало на конце его легло между пластинами шейной брони. Паша сжался и броня на шее сомкнулась, вытолкнув опасность. Паша рванул клешнями в стороны. Путы ослабли и соскользнули.
Тогда монстр взвился вверх и сомкнул тяжелые челюсти на Пашином загривке. Затянул кольцо хвоста на Пашиной шее. Запустил его под гладкое Пашино брюхо и вонзил отравленное жало в незащищенное место.
Паша взревел и высоко подпрыгнул. Паша разорвал в клочья теплое тело врага и растоптал его мягкие останки. Но отравленный нежностью остался над раздавленным.
Остался стоять в одиночестве на сиреневой скале. Остался обреченный на смерть. Маленькие глазки под толстой лобной броней, а ниже черные муравьиные жвала. Да две корявых клешни. Да хвост растопырочкой.
Нестюгов открыл глаза. Еловые лапы над головой таяли в неподвижном тумане. Рядом, в овале седого пепла, на блеклой траве, стояла кружка горячего молока. Белесые складки прохладной взвеси наползали от реки и жеванной простыней замирали под черными ветками.