Авель проснулся от надсадного крика. Кричала женщина. Мрак клубился вдоль переулка и заползал в окно. Авель сел и деревянные половицы оглушительно скрипнули. Крик оборвался.
Трамвай! В трамвае никого не было! Я ехал от вокзала один в трамвае, который остановился только два раза, когда подобрал меня и когда высадил. Мы с Мишей шли утром мимо телеграфа. Там не было рельсов! Но ведь из электрички я вышел не один. Со мной были люди. Нужно найти людей!
Женщина опять закричала. На этот раз в соседней комнате. Мама… Я вырос в этом городе, я знаю его как свои пальцы. Мама… Здесь никогда так не кричали!
Авель содрогнулся и половица опять предала его. Женщина замолчала и войдя в комнату радостно всплеснула руками:
— Я нашла тебя, мальчик!
Обнаженное совершенство лукаво хихикая приблизилось. Оно опустилось перед подобравшимся Авелем на колени, закинуло руки за голову и выгнувшись боднуло его холодной твердой грудью.
Именно эта круглая грудь (особенно черный ледяной сосок) вызвали у Авеля припадок безумия. Он взвыл и выпрыгнул в окно. Земли несчастный так и не коснулся, поскольку бежал уже в воздухе.
Черные фасады скрипя расступались, а переулки сами разворачивались навстречу. Вот она. Единственная теплая дверь. Ойкающий звонок.
— Миша!!!
— Авель, вы обезумели.
— Я обезумел…
— Четыре утра. Небось пьяный?
— Там женщина… Меня… Я больше не могу.
— Ложитесь на диванчик. Что стряслось? Да успокойтесь наконец!
— Там женщина холодная… Меня… Не знаю, Миша. Скажите мне, что происходит? Ведь вы же знаете? Ведь вы все знаете?
— Ну знаю. Женщина холодная вас… А вы убежали. И правильно. Ее никто не трогает. Уж больно кричит противно. Правильно сделали, что убежали. Расслабьтесь. Хотя могли и не убегать…
— Не мог. А кто она такая, ради Бога?
— Ну статуя. Петра.
— Петра? Первого? Он ведь мужик!
— Он мужик. А она, выходит, женщина. Или оно… Тут я вам ничего не смогу объяснить. Их у нас много и все вопят, как кошки. Не дрожите так. Расслабьтесь. Сейчас чаю поставлю.
— Как люди могут жить в этом городе? И трамвай!
— Нет здесь никаких трамваев. И не было никогда. И людей здесь сроду не было.
— Как не было? Люди со мной из электрички вышли. Есть здесь люди. Точно вам говорю!
— Странные у вас галлюцинации. Люди сюда не попадают.
— Как… А вы? Жена ваша?
— Ленка? Да она фантом. А я все, что угодно. Хотите, буду человеком, хотите — тараканом. Мне без разницы.
— Боже… Она ведь беременна! Вы сами говорили.
— Обижаете, Авель. Забеременеть любой фантом может. И родить, и выкормить, и на ноги поставить, даже высшую математику преподавать в элитном вузе, даже в автосервисе работать…
— Но я? Я же человек!
— Какой вы человек… Недаром коты озадачились. Неизвестный науке зверь… Хотите знать, кто вы такой? Собирайтесь! Живо, живо. Пойдемте, это недалеко. Берет одеть не забудьте.
Хлопнула дверь и вслед за хозяином Авель засеменил по Греческой. Небо серело над каменной лестницей и гномон приготовился тени отбрасывать.
— Это здесь. Мы на месте, Авель.
Старая каменная лестница уходила в море. Вялая вода захлестывала открытую ступеньку и, не в силах удержаться на ней, отступала. Неподалеку из моря торчал голый пьедестал.
— Ужас, Миша, я все же не могу понять, кто вы такой…
— Да что вы, Авель, все выспрашиваете, все вынюхиваете! Что же ты, падло, душу-то из меня вынимаешь? Сука позорная!!! Пидор!!! Гад!!!
Где-то я уже это видел… Боже… Я знал, я всегда знал, что все именно так и будет! Что будет он биться в конвульсиях и рыдающим голосом меня поносить… И жидом пархатым, и вонючкой интеллигентской, и сукой позорной… И ногти в кровь обдирая ступеньку эту древнюю из паза выворачивать станет… А под ней кривой нож.
— Баран!!! Агнец долбаный!!!
Авель высоко подпрыгнул, тоненько завизжал и рванул вниз по лестнице. Я взял жертвенный нож и задвинул ступеньку на место. Вот если этот глупый еврей не остановится у кромки воды, а попрется дальше зажмурившись? Расступятся воды морские или позволят по себе бежать аки посуху? Ужасно хотелось чуда.
Воды, разумеется, напряглись, пытаясь удержать Авеля, а не удержав, разумеется, попытались расступиться, чтобы не намочить его, но не судьба. Овца забежал в море по грудь и остановился. Оказался литератор дебел зело и промокаем. Море его облепило, проникло сквозь одежды в самые одетые места и зашипело от омерзения.
Миша же неспешно спустился следом и у кромки вод на корточки присел.