Приведя гостью в дом, Зоя уже ни минуты не могла усидеть на месте, суетливо ходила взад-вперед, переставляла стулья, смахивала пыль, без умолку говорила:
— Присаживайтесь, Галина Степановна, вот на этот стульчик сядьте. На нем у нас хозяин сидит. Уж вы нас не обессудьте, Галина Степановна, одна не успеваю прибираться, все некогда — то свое хозяйство, то колхоз… А мужики мои только ночевать приходят домой…
Галя обвела глазами комнату.
— Нет, у вас не грязно. Я бывала в других домах, там хуже… Очень хорошо у вас, чисто и занавески на окнах красивые.
— Да уж куда там, красивые! — будто застеснялась Зоя, а сама чуть ли не таяла от такой похвалы. — Вы уж, Галина Степановна, посидите пока одна, выйду я на минуточку.
Оставшись одна, Галя с нескрываемым любопытством стала рассматривать комнату. На стене, в крашеных самодельных рамках, висели пожелтевшие фотографии. Галя подошла ближе. На одной из них — крестьянский парень в белой расшитой рубахе-косоворотке, в сапогах. Он стоял, напряженно выпрямившись, и, видимо, не знал, куда девать свои большие руки. Видно, заезжий фотограф поставил его к стене, завешанной серым одеялом, и приказал не шевелиться, а парень устал смотреть в объектив и моргнул, оттого на карточке получился слепым. В этом парне Галя с трудом узнала хозяина дома — Макара Кабышева. А рядом — другая карточка: высокая худощавая девушка в белом переднике, с гладко причесанными волосами стоит, держась одной рукой за спинку стула, в другой руке — букетик цветов. Галя сразу узнала Зою — она и сейчас мало изменилась. А потом следовали портреты незнакомых людей, почти у всех были напряженные лица, и чувствовалось, что все они не знали, куда спрятать свои большие руки. И еще одна карточка привлекла внимание Гали. Это был старинный снимок на толстом картоне: по бокам затейливыми буквами написано название фирмы. Снимок был очень хороший. У бородатого мужчины из грудного кармана свисала цепочка от часов, и можно было даже сосчитать ее звенья. Мужчина уверенно сидел на стуле, раздвинув колени, слегка упираясь в них руками, смотрел прямо, чуть нахмурив брови. Позади него — нарисованный фон: кипарисы, море, балкон… Фотографии сына хозяев почему-то не было.
Вошла Зоя с чайным блюдечком в руках. В блюдечке был мед. Поставив его на стол, подошла к Гале и стала показывать:
— Это вот Макар. А это я сама, еще до замужества… А вот с часами — это отец мой, Камаем звали его…
И вдруг спохватилась:
— Галина Степановна, садитесь к столу, меду попробуйте. От своих пчелок. Сами мы без меда чаю не пьем…
Сев напротив Гали, она вздохнула и вполголоса, словно боясь, что ее подслушают, заговорила:
— Хозяйство у нас, Галина Степановна, слава тебе господи, есть. Хоть и небольшое, а все свое. В семье немного, трое живем. Нам с Макаром теперь ничего не надо, все Олексану останется. Спасибо, сынок подрос. Найти бы ему хорошую невесту, пусть живут себе, мы, старики, мешать не станем… Он у нас смирный, к работе приучен. Вы ведь часто бываете у них, в этой бригаде-то, Галина Степановна, как он, справляется на тракторе?
— Сын ваш? По-моему, он неплохо работает, ничем не хуже остальных трактористов. Только он у вас какой-то… странный, будто боится людей, Что, он и дома такой?
— Господи, Галина Степановна, я и говорю: смирный он, не любит лишнего говорить. Весь в отца пошел! И дедушка у него такой же был, за день трех слов не скажет. Стеснительный он, Олексан-то. В отца он такой, не иначе…
Галя рассказала, как весной Олексан на руках перенес ее через ручей. Зоя обрадовалась, засмеялась, закивала головой: "Вот ведь, сам-то не догадался… Ну, вот и хорошо, коли вам помог".
Посидев еще немного, Галя поднялась.
— Спасибо за угощение.
И уже в дверях с улыбкой добавила:
— Вот жените сына, — он тогда повеселеет. Только невесту ему хорошую найдите! Вон их в деревне сколько, за тракториста любая пойдет. До свиданья!
Теперь Зоя окончательно решила, что Галя не будет против. Сама же сказала: "Любая пойдет…" Она уже стала подумывать о том, что когда в доме будет невестка, она перестанет работать в колхозе, — хватит ей дел и в своем хозяйстве. А там, если бог даст, бабушкой станет, одна забота будет — возиться с внучатами… Олексана она ни о чем не спрашивала: по молодости еще брякнет, чего не следует. Мать ведь ему худого не желает, уберечь хочет, держать под теплым крылышком. После сам будет благодарен: "Спасибо, мама, вразумила меня…" Теперь надо поговорить с Макаром, узнать, согласен ли… Но как заговорить, с чего начать?