— Вы храбрый человек, так что не спешите, — ответил Арройо и сунул кусочек свинины себе в рот.
— Что означают ваши слова? — спросил флегматичный, но надменный полковник — Храбрость тут ни при чем. Я говорю о законе.
— Почему «ни при чем»? — сказал Арройо, взгляд его был тверд и печален. — Я вас спрашиваю, что важнее: как жить или как умереть?
Офицер-федерал на мгновение заколебался:
— Если говорить об этом, то… важнее, как умереть.
Старик ничего не сказал, но подумал, что эти слова, возможно, выражали суть кодекса чести Арройо, да и сам он, гринго, мог, если бы того захотел, принять их и на свой счет. Арройо протянул ему короткую шпагу и жестом пригласил пожевать свинины, как свиньи жевали трупы там, на равнине. Наверное, очень были нахмурены брови у старого гринго, потому что его задумчивость привлекла внимание полковника-федерала, заставила опять заговорить:
— Вы очень храбрый человек, — сказал полковник, хотя его глаза уже смирились со смертью. Арройо хмыкнул, а полковник прибавил: — Я тоже храбро дрался, вы не находите? — Арройо снова хмыкнул. — Тем не менее умрет не этот храбрый старик, а я. Могло быть и наоборот. Что делать, такова война.
— Нет, — сказал наконец Арройо. — Такова жизнь.
— И смерть, — сказал небрежно-доверительным тоном полковник.
— А по мне, это одно и то же, — ответил Арройо.
Полковник усмехнулся и сказал, что беспримерная храбрость в жизни или перед лицом смерти — вещи разные. Он, например, умрет на холодном и высоком плато, далеко от моря, у которого родился; он, веракрусанец,[34] как братьев знавший корабли, прибывшие из Европы, будет расстрелян здесь, ночью, при фонарях, под хрюканье свиней. И никому нет дела, что кто-то умрет храбрецом. Через секунду все о нем забудут. Но быть безмерно храбрым и продолжать жить — это еще хуже, мой генерал, хуже для обеих армий. Непристойно храбрый человек. Он посрамляет всех нас. Унижает даже своих врагов.
— Видите ли, — продолжал полковник-федерал, — все мы знаем, что трус может нагнать страху, и миримся с этим. Но никто не хочет мириться с тем, что храбрец может нагнать еще больше страху, ибо это заставляет всех нас чувствовать себя трусами. Не так уж и плохо испытывать немного страха в бою. Тогда все ощущают себя равными. А человек без капли страха заставляет падать духом. Я вам вот что скажу, мой генерал: оба наши войска должны объединиться и, так сказать, устранить храбрейшего. С почестями, да, но без сожаления.
Разглагольствования веракрусанца, казалось, не слишком вдохновили Арройо, который, пригнувшись, ловко завертывал в тонкую тортилью кусок свинины.
— Ты, что ли, этот храбрейший? — сказал Арройо.
Полковник-федерал засмеялся, мягко, но нервно:
— Нет, что вы. Куда мне. Какое там.
Старику хотелось думать, что никто не смотрит на то, как он впивается зубами в тако с мясом, — первая трапеза за целый день после утреннего завтрака, состоявшего из яичницы и горячего кофе. Арройо рассказывал о подвиге героя-генерала Фьерро, ближайшего сподвижника Вильи: Фьерро отделался от пленных, пообещав каждому отпустить его на все четыре стороны, если тот сумеет добежать по тюремному патио до стенки и перепрыгнуть через нее, не грохнувшись замертво от пули Фьерро, причем только от одной-единственной пули. Спастись удалось лишь троим. Фьерро убил той ночью триста человек.
Он, Арройо, генерал Северной дивизии,[35] не смеет соперничать с великим генералом Фьерро, который был из батальона «Золотистых»[36] Вильи. Нет, он человек скромный. Зато есть тут у него один смельчак, генерал Гражданской войны в Северной Америке, настоящий герой, все это сегодня сами видели. Арройо поднялся, изогнулся по-кошачьи и обратился уже не к пленному офицеру, а к старику, да, индейский генерал всегда хотел быть самым доблестным воином, теперь же быть ему самым доблестным палачом. Если он равнодушен смерти, значит, должен быть равнодушен и к жизни — не так ли? — ведь и то и другое по сути одно и то же; старик приехал в Мексику, чтобы это понять, и он это понял, — верно? — а если он этого еще не понял, все его путешествие гроша ломаного не стоит, верно?
Старик сделает этой ночью то, что делал Фьерро тогда. Значит, так: офицеры и вся эта свора, забулдыги Уэрты, получают возможность добежать от разбитой стенки до сломанной дверцы свинарника и выскочить на волю, где боровы угощаются мертвечиной. Индейский генерал даст им добежать до самой дверцы. А потом выстрелит. Если он в цель не попадет, кролики-федералы будут свободны. Если попадет — значит убьет. Наш удалой индейский генерал!