Я попробовал и надо же — сработало. Чёрт возьми, я мог бы засунуть в дыру целых два кулака. Забавно, что я никогда не замечал такого раньше, хотя дыра прямо перед моим носом на протяжении восьмидесяти лет.
Гектор бочком подошёл к нашему столику, разглядывая нас.
— Вы позавтракали, сеньоры?
— Всё в порядке, — сказал я, уставившись на свой безымянный палец. — Ты можешь убрать со стола, если хочешь.
Мы с Джеком вышли во внутренний дворик позади «Конца путешествия» и сели бок о бок в кресла-качалки, глядя на кукурузное поле позади нашего дома престарелых.
— Дыры создают мир, — сказал Джек. — Мир — это число, дыры — это земля. Феноменологически говоря, иллюзии пространства, времени и материи — все они являются результатом психической работы, которую мы выполняем, чтобы не замечать недостающие числа.
Я размышлял над этим. Я чувствовал себя умным.
— Как ты думаешь, какая самая маленькая дыра?
Джек улыбнулся мне, довольно и лукаво.
— Четыре, — сказал он, наконец. — Его нет. Это слово — всего лишь звук. Отрыжка, пердёж, громкий звук. Нет никакой четвёрки.
Каким-то образом я знал, что он был прав.
— Четыре, четыре, четыре, — сказал я, проверяя. — Четыре, четыре, четыре, четыре, четыре.
— Просто звук, — повторил Джек. На кукурузном поле три или, может быть, пять ворон разговаривали друг с другом. — Кар-кар-кар, — проговорил Джек, вторя им. — Божий глас. Вокруг дыр.
— Ты знал об этом с самого начала? — сказал я, восхищаясь его мудростью.
— Вот почему я сказал своим студентам, изучающим бизнес-математику, что 2+2=5, — сказал Джек. — И именно поэтому меня уволили. Ты не был готов услышать меня раньше. Но теперь готов. Дыры повсюду.
Мы сидели там, раскачиваясь и улыбаясь, а позже пошли смотреть телевизор. Это было веселее, чем обычно, зная, что стены, потолок и экран телевизора на самом деле не были прямоугольниками. Возможно, это были сплющенные пятиугольники, или гуголгоны, или, чёрт возьми, узлы в почти сплошной паутине человеческого языка.
Одно можно сказать наверняка: ничто не является квадратным.
Терри Биссон, Руди Рюкер
Ничего не потеряно
Впервые я повстречал Джека, когда мы прозябали в приюте для престарелых «Конец путешествия» в Харродс-Крик, штат Кентукки. Однажды какие-то учёные открыли нечто, что они обозвали словом блюджин, лучшее из всех лекарств. «Конец путешествия» обанкротился. Благодаря блюджин общество могло снабжать нас, старикашек, и освободить нас от внимания. Костлявый скот на лугах.
Нам всё ещё нужно было жильё, поэтому они открыли несколько заброшенных загородных кондоминиумов. Таких вокруг предостаточно, учитывая сокращение населения и возрождающуюся страсть к городской жизни. Мы с Джеком оказались в главной спальне с бежевым гипсокартоном и двумя односпальными кроватями. Наши жёны были мертвы, ну, вы понимаете.
Там, где мы жили, не было никого, кроме нахлебников-старикашек в ветхих застройках «Лондон Эрлс» недалеко от шоссе 42 близ Гошена, среди полей и чахлых деревьев. Предоставлены сами себе. У нас были телевизоры с большими экранами, дешёвые, словно моча, сделанные на основе кожи кальмаров.
Парень по имени Гектор раз в неделю приезжал в «Лондон Эрл кондос» со своей командой. Они упаковывали и забирали любого из клиентов, которые «сдавали», и раздавали пакеты с едой и таблетки блюджин оставшимся. Таблетки были в дефиците; за раз можно было получить не больше семи.
Мои дети сказали, что они были рады новому лекарству, но я беспокоился, что, возможно, это не так. Я вспомнил, как я относился к своим собственным родителям. Они продержались дольше, чем я рассчитывал.
С блюджин я сам мог бы дожить до ста лет. До конца в ясном сознании, всё ещё разговаривающий, всё ещё дающий советы. Фу. Я сказал детям, чтобы они не чувствовали, что им нужно поддерживать тесный контакт. Хватит.
Тем временем у меня был мой друг Джек и другие полоумные знакомые, живущие с нами в «Лондон Эрл кондос». По сути, своего рода спектакль. Блюджин поднял уровень флирта на ступеньку выше. У меня была подруга по имени Дарли — великодушная красавица в своём роде: пухленькая посерёдке, но ещё более пухлая сверху и снизу. Она продавала косметику Кэринг Кейт через социальные сети в течение двадцати или тридцати лет. Она даже заработала легендарный розовый кожаный кейс для образцов Karing Kate, который всегда носила с собой.