— Стой спокойно, — сказал мистер Фокс, обращаясь к Энтони, расчёсывая его и надевая на того маленький твидовый костюм. Погода становилась всё холоднее. Было ли это игрой его воображения, или на самом деле свет, проходящий через окно над обеденным столом был другим, когда Финн подавала ему варёное яйцо, тосты, джем и чай с молоком? Стоял туман, впервые за несколько недель. Улица перед гостиницей была пустынна, и, пересекая Королевскую эспланаду и поднимаясь по двенадцати ступеням, мистер Фокс увидел, что Променад тоже почти пуст. На нём было всего две или три небольшие группы людей, стоявшие у перил и смотревшие в туман, словно на пустой экран.
Не было ни волн, ни кильватерного следа; вода плескалась о песок нервными, бессмысленными движениями, будто пальцы старой леди, перебирающие шаль. Мистер Фокс занял место у перил. Вскоре туман начал рассеиваться; и, мистер Фокс увидел широкий плоский пляж, появившийся на близком расстоянии, над серой водной гладью, похожей на изображение в телевизоре, когда его впервые включили. Неподалёку, в его центре находилась бетонная купальня. Группы людей стояли на песке, некоторые из них возле припаркованных машин. Один из них выстрелил в воздух из пистолета, другой размахивал полосатым флагом. Мистер Фокс помахал им лапкой Энтони.
Америка (а это могла быть только Америка) казалась не очень развитой. Мистер Фокс ожидал увидеть если не небоскрёбы, то, по крайней мере, больше зданий. Рядом с купальней остановился белый грузовик. Человек в форме вышел, закурил сигарету, посмотрел в бинокль. На грузовике сбоку было написано «ГОЙЯ».
— Добро пожаловать на Лонг-Айленд, — произнёс знакомый голос. Мистер Фокс кивнул, но ничего не сказал. Он видел девочку по другую сторону африканца, смотрящую в бинокль. Он задался вопросом, не наблюдают ли она и владелец «ГОЙИ» друг за другом…
— Если вы ожидали увидеть небоскрёбы, то они в пятидесяти милях к западу отсюда, в Дувре, — сказал африканец.
— К западу?
— Дувр теперь на западе, поскольку Англия перевёрнута с ног на голову. Вот почему солнце встаёт теперь над Верхним Бидингом.
Мистер Фокс кивнул. Конечно. Он никогда не видел восхода солнца, хотя и не чувствовал необходимости говорить об этом.
— Все уехали в Дувр. Там можно увидеть Манхэттен, Статую Свободы, Эмпайр-Стейт-билдинг, и всё это из Дувра.
Мистер Фокс кивнул. Успокоенный тем, что до сих пор девочка помалкивала, он спросил шёпотом:
— И это что за место, где мы находимся?
— Джонс-Бич.
— Не Вавилон?
— Твою ж мать, — произнесла девочка.
Мистер Фокс был измотан. Лиззи преследовали, словно ту лису, на которую она сама с таким кровожадным ликованием охотилась в Шотландии. Когда майор Макинтош преследовал её, она, казалось, получала извращённое удовольствие от безнадёжности её положения, будто её уязвимость, нечто такое, чего она никогда раньше не ощущала, сокровище, даже более ценное для неё, чем фамильные бриллианты Юстаса.
— Мистер Фокс? — позвала миссис Олденшилд.
— Мистер Фокс? — она потрясла его за плечо. — О, со мной всё в порядке, — сказал он. Книга упала с его колен, и она застала его спящим. У миссис Олденшилд было для него письмо. (Письмо для него!) Письмо было от его племянницы, хотя было всего десятое число. Ничего не оставалось, как открыть его. Мистер Фокс начал, как обычно, с конца, чтобы убедиться, что сюрпризов не будет, но на этот раз они были. «До тех пор», прочитал он. Просматривая письмо, он наткнулся на упоминание о «двух паромах в день» и не смог читать дальше. Как она узнала адрес миссис Олденшилд? Ожидала ли она, что он приедет в Америку? Он сложил письмо и положил его в карман. Он не мог читать дальше.
В тот вечер Би-би-си снова вышла в эфир. Огни Манхэттена можно было увидеть в прямом эфире с вершины утёсов Дувра, сквозь пелену дождя мерцавшие вдали (Англия, естественно, принесла с собой дождь). Оба правительства выдавали однодневные пропуска, и очереди уже стояли на шесть кварталов. Паром из Восточного (ныне Западного) Кента в Фолкстоне в Кони-Айленд был полностью забронирован на следующие три недели. Поговаривали также об организации паромов в Истборне и Брайтоне. На следующее утро после завтрака мистер Фокс задержался за чашкой чая, рассматривая фотографию своей племянницы, обнаруженную в своём ящике для писем, когда убирал её последнее (и самое пугающее) письмо. На фотографии была серьёзная девятилетняя девочка с жёлтой лентой в светло-каштановых волосах. Её мать, сестра мистера Фокса, Клэр, накинула на них раскрытый плащ. Всё это было тридцать лет назад, и в её волосах уже появились седые пряди. Финн убрала тарелки, что послужило сигналом для мистера Фокса и Энтони уйти. На Променаде возле Западного пирса собралась целая толпа, наблюдавшая за первым паромом из Америки, дымящем в узком проливе. Или не «дымящем», а «извергающим пар»? Вероятно, он был оснащён каким-то новым типом двигателя. Сотрудники иммиграционной службы безучастно стояли рядом, закрывая свои планшеты от тумана (потому что Англия принесла с собой и туман). Мистер Фокс был удивлён, увидев Харрисона в конце пирса, одетого в ветровку и несущего засаленный бумажный пакет, будто в нём была еда. Мистер Фокс никогда раньше не видел Харрисона днём или на улице; на самом деле, он никогда не видел даже его ног. На Харрисоне были полосатые брюки, и прежде чем мистер Фокс успел с ним заговорить, он бочком, как краб, скрылся в толпе. Раздался толчок, когда паром ударился о пирс. Мистер Фокс отступил назад как раз в тот момент, когда американцы начали подниматься по трапу, словно армия вторжения. Впереди, разговаривая между собой, шли подростки, так, будто никто другой не мог их услышать; почти такие же громкие пожилые люди следовали за ними. Они казались не хуже американцев, приезжавших в Брайтон каждое лето, только не так хорошо одетыми.