Доктор Ким оставил четыре листа в конверте с пометкой «Сунда» с инструкциями, кому позвонить, когда он умрёт. Его дети. Они жили в четырёх разных часовых поясах, разбросанных по всей Земле. Большинство из них пробудились ото сна, но не были удивлены; доктор Ким уже попрощался с каждым.
Наблюдая за тем, как Хварлген звонит, я впервые за много лет почувствовал тоску по семье, которой у меня никогда не было. Я побрёл от Центрального вокзала обратно в Восточный. Тело доктора Кима было помещено в шлюз для медленной декомпрессии, и комната была пуста, если не считать Тени, который молча стоял в ногах кровати, подобно плакальщику. Я лёг на кровать доктора Кима и посмотрел наверх сквозь магнолию, пытаясь представить, что видели его глаза в последний момент. Рассвет ещё не коснулся купола, и галактики повисли в небе, подобно отблескам от горящего города.
Хварлген заехала за мной, и мы провели короткую службу в Центральном. Тело доктора Кима всё ещё находилось в воздушном шлюзе, но карманный Данте и ингалятор на столе представляли его. Лунни дежурили посменно, поскольку готовили станцию к приёму.
Затем мы облачились в скафандры.
Захоронение на Луне незаконно в соответствии по крайней мере с тремя пересекающимися правовыми системами, но Хварлген, похоже, не возражала. А-Вот-И-Джонни и Сидрат выполнили ВЛО (ввод на лунную орбиту) и попросили ей закончить всё до того, как они высадятся, чтобы они не были скомпрометированы тем, что она нарушает правила.
К тому времени, когда мы вышли наружу, лучи рассвета были уже на полпути к горам. Скоро неизменённый солнечный свет будет мчаться или, по крайней мере, скакать по дну кратера. Станция будет пригодна для жизни ещё несколько недель, по крайней мере, до середины утра; но поскольку у нас не было подходящих скафандров работы на поверхности Луны при солнечных лучах, даже во время рассвета, нам пришлось поторопиться.
Это была моя первая вылазка на поверхность за много лет. Мы с одним из лунни несли гроб (на Луне можно справиться вдвоём), в то время как Хварлген следовала за нами в своём толстом кресле ЕВЫ. Несмотря на то, что мы декомпрессировали тело доктора Кима как можно медленнее, он всё ещё раздувался в вакууме. Его лицо было полным, и выглядел он почти молодым.
Мы пронесли его сотню метров по дну кратера к довольно плоскому камню (плоские камни редкость на Луне), следуя инструкциям, найденным в конверте. Доктор Ким выбрал место для своей могилы, находясь на койке в Восточном.
Мы положили его лицом вверх на камень в форме стола, как обычно клали индейцев, чтобы стервятники могли налететь и съесть их сердца. Только здесь в небе не было стервятников. Хварлген сказала несколько слов, и мы двинулись в обратный путь. Дно кратера было наполовину освещено горами на западе. Солнечный свет окрасил их от вершины до подножия, так что мы отбрасывали длинные тени — «не в ту» сторону. Через несколько недель, с приближением лунного полдня, с его 250-градусной температурой, он превратит доктора Кима в кости, пепел и пар, а до тех пор тот будет лежать на поверхности Луны, позволяя звёздам, которые он изучал более полувека, изучать его.
Когда мы вернулись, зазвонил сигнал о прибытии. А-Вот-И-Джонни и Сидрат рассчитали всё идеально. Хварлген выкатилась им навстречу на двух колёсах; я же не спешил. К тому времени, как я добрался до Центрального, он был уже пуст — церемония встречи «Дианы» была в Южном. Я пошёл обратно по туннелю в Восточный. Чаша исчезла; её вернули в Другой к приходу Сидрата. Но Тень, казалось, ничего не заметил. Он стоял в ногах кровати, больше не блеклый. Впервые, казалось, что он смотрит прямо на меня. Я не знал, поздороваться мне или попрощаться. Тень, казалось, удалялся всё быстрее и быстрее, и я вместе с ним. Я потерял равновесие и упал на одно колено как раз в тот момент, когда «почувствовал» то, что гораздо позже стало известно во всём мире как Кисть.
3
Спустя одиннадцать месяцев и четыре дня в дверь моего Дорожного Лорда постучали.
— Майор Бьюли?
— Зовите меня полковником, — сказал я.
Это был А-Вот-И-Джонни. На нём был костюм из искусственной кожи, каким-то образом подсказавший мне, что он решил уйти на пенсию. Я не был удивлён. Он направлялся в Лос-Анджелес, чтобы жить со своей сестрой.
— Не собираетесь пригласить меня войти?
— Лучше, — сказал я. — Оставайся на ночь.
Это было почти так, как если бы мы были друзьями, а в моём возрасте «почти» так же хорошо, как настоящая дружба, но только почти. Я расчистил место на диване (моя фотография — та же самая — была в восемнадцатидюймовой стопке журналов), и он сел. А-Вот-И-Джонни набрал около десяти килограмм, что часто случается с лунни, когда они оказываются в тепличных условиях. Я поставил свежий кофе. Должно быть, запах кофе заставил нас обоих вспомнить о Хварлген.