Его образ отчего-то привлёк меня, и я остановился, чтобы послушать искалеченного музыканта. Голос калеки звучал хрипло, но удивительно сильно.
— … он шепчет мне в ухо: 'Сдавайся, старик,
Твой путь завершён, ты устал и поник!'.
Но я не сдаюсь, я стою, как скала,
Надежда моя в сердце пламя зажгла!..
Он продолжал напевать под мелодию лютни. В песне присутствовало что-то гордое и горькое одновременно.
Я достал несколько монет из кармана и опустил их в тарелку. Мужчина благодарно кивнул мне, но петь не перестал.
Вновь осматриваю храм. Двери храма распахнуты всегда и для всех, но заходить внутрь я не хотел — я и церкви-то посещать не стремился.
На входе стоит одна из жриц храма, готовая встретить новых прихожан. Жрица одета в простые потускневшие от множества стирок и от времени одежды без всяких украшений и атрибутов принадлежности к вере. В её взгляде читалась сильная усталость и глубокая преданность Ками.
Служители храма даже не живут, а существуют на более чем скромные подаяния, в отличие от некоторых других представителей разных религий в моей прошлой жизни.
Я дошел до лавки Роя, с привычной легкостью толкнул дверь. Воздух внутри был пропитан густым ароматом сушёных трав, смешанным с запахом старого дерева и топлёного воска. Каждый раз, заходя внутрь, я ощущаю разные запахи, зависящие от того, что сегодня перетирает, толчет или сушит Рой. Кажется, сегодня травник решил заварить чай из лаванды и шалфея.
Я прислонил шест к стене и направился дальше в лавку.
Рой стоит за прилавком, подготавливая к чему-то желтоватый корень. Корешок, вымытый и порезанный, лежит на деревянной разделочной доске.
— Приветствую, Китт, — говорит травник, начиная нарезать корень. — Что привело тебя ко мне на этот раз? Неужто опять что-то интересное принёс?
— Хотел поговорить о Рике.
Рой вытер нож о передник и начал аккуратно перекладывать кусочки корня в деревянную миску. Делал он это даже чересчур аккуратно, будто там был не нарезанный корешок, а флаконы с нестабильным нитроглицерином.
— С ним пока все по-прежнему. Я помню твою просьбу, и действительно ищу людей, которые имеют на целителя зуб. Кое-какие подвижки есть, но пока говорить о чем-то рано. И вообще, с чего ты решил, что они убивали людей ради цветов? Да, Рик скот, но все, что мы можем сейчас на него навесить — выращивание запрещенного «Ледяного сердца».
Я пожевал губами. Действительно, целитель тот еще скот, но ему могли просто продать тело.
— Я хочу отдать ему долг. С вами в качестве свидетеля.
Рой внимательно посмотрел на меня. Даже нож отложил.
— Китт, как только ты это сделаешь, он тебя убьет. После того, что ты узнал, тебе нужно пару месяцев выполнять его указания, и только потом выплачивать.
— Я сдохну за пару месяцев такой службы.
— А их и не будет. Дай мне время, и твои монеты останутся при тебе, и целителя уберут. И жизнь со здоровьем сохранишь себе.
— Ладно, — сдался я. — А что насчет Рогана и Ларна? Я знаю, что они хотели обмануть Рика.
— Они тебе докучают? Подходили к тебе?
— Нет.
— Значит, пока забудь про них. Хотели бы — давно бы свернули тебе шею, как-никак два дня прошло. Что ты сможешь сделать им, если они найдут тебя?
Вырву из них память о себе.
— Ничего, — соврал я.
— Ну вот…
— Тогда меня интересует добротная стеклянная посуда, — сдался я. — Для варки зелий. Вы наверняка в этом неплохо разбираетесь, да?
Рой прищурился. Он обтер руки о передник, скрестил руки на груди и немного отстранился.
— Разбираюсь в чём? В зельеварении? — переспросил он медленно, словно пробуя это слово на вкус. — Потому что я травник?
— Не совсем так, но…
— Зачем тебе это? — перебил вопросом травник.
— Любопытство и желание развиваться, — заверил я совершенно искренне. — Я просто хочу попробовать поэкспериментировать с ингредиентами. Кажется, это называется алхимией. Это ведь полезный навык, верно?
Рой молчал какое-то время, изучая меня. Я чувствовал себя так, будто стою под пристальным взглядом опытного учителя, который уже знает все мои слабости.
— Слушай сюда, парень, — наконец заговорил он. Его голос был низким и серьёзным. — Я сам не варю зелья. А если бы варил, никому бы не сказал.
— Почему? — спросил я, стараясь казаться невозмутимым.