Повозку я нашел через семь минут, и сразу отлегло от сердца: даже издалека было видно, что она стоит криво, завалившись набок. Но все-таки я не подошел сразу — настороженно завертел головой, посматривая по сторонам. Шагая по теневой тропе, сделал широкий круг, внимательно изучая окрестности. Вокруг было тихо и спокойно, никаких следов борьбы или засады я не заметил — из всего живого лишь два мужичка суетились возле повозки, пытаясь разгрузить тяжёлые брёвна. С телеги слетело колесо и груз, накренившись, выломал боковой борт. Само колесо лежало рядом на траве.
Убедившись, что никакой угрозы нет, я приблизился к телеге. Один из мужичков, заметив меня, сперва вздрогнул, а затем облегчённо выдохнул и поклонился чуть ли не до земли:
— Ох, господин!.. Мы уж думали, кто это вокруг кружит. Простите, господин Бронсон! Груз больно тяжёлый вышел, еле-еле вдвоём управляемся. Но через час…
Второй мужичок тоже поспешно переломился в поклоне и начал сбивчиво бормотать о том, как они старались и как им не повезло. Я только раздражённо махнул рукой, прерывая их лепет:
— Я понял, понял! Давайте посмотрим, что тут у вас случилось.
Я подошёл ближе и внимательно осмотрел повреждения. Колесо слетело основательно — ось глубоко увязла в мягкой земле, а брёвна при падении выломали половину борта.
— Сейчас попробую помочь…
Мужички тут же почтительно отступили назад и молча уставились на меня с благоговейным ожиданием.
Я крепко взялся руками за нижние края повозки. Усиления от рангов и зелий дали о себе знать — к моему собственному удивлению я поднял край тяжёлой телеги с какой-то обескураживающей лёгкостью. Мужики тут же засуетились и быстро подсунули колесо обратно на место. Как только я аккуратно опустил повозку на колесо, они сноровисто закрепили его и снова принялись благодарить меня так усердно и сбивчиво, что я едва удержался от раздражённого вздоха.
Не обращая внимания на их бесконечные слова благодарности и низкие поклоны, я велел им ехать к стройке. А сам, стоя на месте, задумался о похожем случае в Вейдаде. Тогда я стал свидетелем такой же ситуации и смотрел с восторгом и завистью на мышцастого практика, который без труда поднял повозку. Тогда зрелище казалось невероятным, а теперь вот сам оказался на его месте и действовал с такой же лёгкостью.
Я уже собирался телепортироваться, когда вдруг почувствовал странное колебание духовной энергии. Тревожный холодок пробежал по спине, заставив меня замереть на месте.
Похоже, приключения меня все-таки нашли.
Минуту я простоял без движения, а потом — рванул в сторону, как только заголосило чувство опасности. В тот же миг мимо уха со свистом пронеслась стрела, напитанная духовной энергией.
Я медленно двинулся по кругу, смотря в сторону, откуда прилетел снаряд. А там уже из травы медленно поднимались двое в характерных синих одеждах — практики школы Небесного гнева. Высокий практик и низкий, со шрамом на лице. Оба мне незнакомы.
Стоило им подняться, от обоих повеяло силой, и даже не сближаясь, я ощущал, что они как минимум не уступают мне по рангу. С заклинанием кражи памяти и с моим навыком владения древковым оружием это не станет проблемой, но если бы я был сильнее, они могли бы отступить без боя. Я схватки не искал.
А вот их намерения читались легко. Оба смотрели меня как на самую жуткую мразь. Судя по взглядам (и по стреле, пущенной мне в голову) разговора не будет, они пришли убивать.
Высокий парень спокойно опустил лук в траву и вытащил меч из ножен. Шрамолицый уже держал обнаженный меч и двинулся ко мне, забирая в сторону. Второй пошел в другую. Эти двое явно привыкли решать вопросы сталью и умело загоняли меня в клещи.
— Ты не вовремя появился здесь, парень, — глухо произнёс высокий.
Я медленно поднял руки, показывая мирные намерения. Правда, пуста была только левая ладонь, в правой же было копье. Это слегка портило посыл:
— Я не ищу неприятностей. Не нужно проливать кровь.
— Давай не ты будешь решать, что нам нужно, — хмыкнул высокий, презрительно скривив губы. — А вообще миролюбивые слова звучат странно из уст выродка проклятой секты. И, что очень странно, вы говорите о мире, только когда вас меньше.
— Вы правы, — спокойно ответил я, не меняя положения. — Очень странно слышать слова о мире от врага, которого очерняют настоятели, наставники, учителя. Но знаете, что еще страннее? Страннее — ненавидеть человека, который вам ничего не сделал, просто по факту того, что он из какой-то там группы людей, которых тебя учат ненавидеть. Страннее — когда меньше чем за год тебя накачивают историями и ненавистью так, что ты готов перегрызть глотку человеку, которому еще недавно руку жал.
Я шагнул назад по теневой тропе, оказываясь на десять метров дальше от противников — слишком уж быстро они приближались.
— Я слышал историю и про вашу школу. Я слышал, как вы убили старика, который просто хотел напиться из родника, но там уже ждали охотники вроде вас. Он даже не был практиком, он просто увидел вашу засаду. Я не знаю, правда ли эта история, но думаю, что нет. Может, дело не во мне и не в вас, а в людях, которые рассказывают нам эти истории?
В мою сторону полетела сотканная изо льда игла. Я шагнул в сторону, уворачиваясь.
— Я не держу на вас зла, — попытался я снова достучаться до них. — Я понимаю, что вас научили меня ненавидеть. Вас учили убивать выродков, а не слушать, не сомневаться. Но может, стоит хоть раз послушать, а не сражаться? Мы смотрим в одно небо. Дышим одним воздухом. Поглощаем одну Ци.
— Ты говоришь интересные вещи, — сказал высокий, не переставая идти ко мне. — Только они не вернут мне погибших друзей. Я уверен, они тоже не хотели умирать. Возможно, кто-то говорил те же самые слова.
Второй был менее сдержан:
— Просто заткнись и сражайся, трус!
Я тяжело вздохнул. Похоже, словами тут ничего не решить.
Но и убивать их не хочется. Это не Крайслеры, которые привели меня к могилам с именами родни, да и вообще, лучшая драка — та, которой не было.
Я могу переместиться к секте, сказать про этот отряд Линю. Он может выделить бойцов для патрулирования берега у острова — возможно, именно туда ребята и шагали.
Но он может и не выделить.
Или ребята могут уйти и убивать практиков секты в других местах.
Парни рванули ко мне. Высокий отправил какую-то технику, от которой трава заиндевела, но меня насыщенный ледяной Ци удар даже не взбодрил.
— Простите, — выдыхаю я, отражая выпад низкого.
На слова они не реагируют, а я больше не говорю ничего, полностью сосредоточившись на движениях противников.
Их атаки яростны и быстры, но не дотягивают даже до Шалома, которого я давно уже опередил. Уклоняюсь от очередного удара, позволяя мечу высокого пройти в сантиметрах от моего плеча, и в тот же миг резко сближаюсь с практиком. Глаза противника расширяются от удивления, он отчаянно рвется назад, пытаясь отступить, но уже поздно. Быстрым и точным ударом древка я бью по его запястью, выбивая меч из руки. Подхватываю оружие в воздухе левой рукой и разворачиваюсь к нападающему со шрамом на щеке.
Тот уже заносит меч для удара сверху вниз, целясь мне в голову. Шагаю в сторону, пропуская его клинок мимо себя. Меч рвет воздух и плоть — практик вскрикивает от боли, оружие падает на траву вместе с кистью. Из обрубка руки хлещет кровь.
Высокий парень бросается ко мне с криком отчаяния и ярости, снова атакуя льдом. Я уклоняюсь от неловкого удара и брошенной в глаза снежной крошки и коротким движением меча лишаю правой кисти и его — усиленный Ци меч проходит через ледяную броню, как сквозь воду. Практик ошеломлённо смотрит на фонтанирующую рану, не сразу осознавая произошедшее.
Оба противника ошеломлены. В их глазах больше нет ненависти — только страх и боль. Спорю, что больше всего на свете они хотят вернуться на минуту назад и разойтись миром, как я и просил.