На воротах висит свежая доска с выжженным названием: «Питомник». И это было точное слово: внутри ставят не клетушки, как полагал Жулай, а собирают настоящие вольеры из бревен и железных прутьев.
Несмотря на вечер, люди снуют по территории, как муравьи. Кто строгает, кто тащит, кто ругается, уронив чуть не на ногу связку досок. У колодца-журавля (его уже почистили, поменяли рычаг и обложили свежим камнем) возились двое с ведрами. Старые хозяйственные постройки разобрали на бревна, на их фундамент поставят новые.
Мастер Линь обошел в размахе Самира: стоило старику кинуть клич всем бригадам, мол, надо помочь секте, да позвенеть казной, и к особняку хлынули сотни людей: каменщики, плотники и прочие строители. Их благодарность секте была глубже, чем я ожидал; работали в прямом смысле до упаду.
Вырубке поначалу действительно пытались мешать духовные звери, но на защиту людей выгнали всех свободных практиков. Вышло лучше, чем патрулировать опушку: зверье или выманили на звук и перебили, или напугали достаточно, чтобы оно ушло с нашего участка леса.
Ночевать я предпочитал в секте, так что у меня было время выловить Самира. Я попросил брата не отпускать на заработки в лесу работающие у нас бригады, удерживая их повышенными зарплатами. Лучше переплатить, чем потом ждать месяц-другой, как освободятся от стройки питомника.
Мне нужен зельеварный цех. На днях до Циншуя доберутся рабочие из Фейляня. Арендованный в городе ангар тоже подходит для работы, но лучше, если мастерская будет рядом с остальным производством. Ангар я оставлю под свои изыскания.
Вдобавок к зельеварне можно поставить домики для работников — простые, на два-три помещения. Уже потом можно будет обнести место у острова стеной, поставить наблюдательные вышки и сделать из курятника и сушильни настоящий рабочий поселок.
Глава 22
Обычно у главных ворот секты было тихо и безлюдно, стоящие на дежурстве практики скучали и на стены лезли от безделья, но сегодня всё было иначе.
Я стоял в шеренге таких же, как и я практиков в безликих черных одеждах. Обе массивные створки ворот были распахнуты настежь, а на площадке перед ними стояла огромная толпа. Впритык к воротам никто не подходил — люди держали дистанцию без всякого ограждения.
Воздух гудел. Тысячи голосов сливались в однотонный шум. Редкие сладковатые нотки дорогих благовоний от богатеев тонули в густом запахе пота, которым веяло от остальных. Сегодня секта набирала людей, и отказаться от почетной роли «поторговать лицом» у меня не получилось — сегодня все, кто не был занят на стройке и на прочих заданиях, стояли здесь, показывая силу секты. Наша роль сегодня — быть частью декорации.
Прямо напротив ворот находились простые горожане Циншуя. Ремесленники, мелкие торговцы, рабочие и их дети: все в поношенной, но чистой одежде. Глаза этих людей горели: они пришли за чудом, которое выдернет их (или их детей) из рутины и жизни впроголодь, когда пояс затягиваешь чаще, чем встречаешь рассветы.
Слева, демонстративно держа дистанцию, толпились одетые в шелка и парчу богачи. Некоторые были прикрыты от солнца зонтами, которые держали слуги. От них не отходили отпрыски: пухлые и изнеженные, с руками, не знавшими ничего тяжелее веера. С лиц богачей не сходила уверенность в том, что сегодняшний прием устроен специально для них и их детей.
Я скользнул взглядом по одному такому юнцу, безуспешно пытавшемуся высвободить руку из цепкой хватки матери, и усмехнулся про себя. Вряд ли в обычном наборе у него был бы шанс попасть в секту. Сейчас же… кто знает.
Впрочем, среди детей богатеев хватало и подростков с жесткими внимательными взглядами, которые брали от родителей не только монеты на карманные расходы, но и ум, и характер — эти могут и справиться.
Мой взгляд зацепился за другую группу, стоящую дальше всех, в тени разлапистого дерева. Двадцать три человека. Сироты. «Уличный сброд», как их здесь принято называть.
Их возглавлял Апелий. Рослый парень возвышался над своими ребятами, как скала, и он же защищал их от попыток «поколотить оборванцев» — стоило кому-то припомнить карманную кражу, сжать кулаки и направиться к беспризорникам, Апелий демонстративно зажигал на ладони огонь, и смельчак сразу сдувался.
Вот только от едкостей публики широкоплечий практик уберечь ребят не мог. Я видел, как женщина в простом платье с отвращением прошипела что-то соседке. До меня донеслось обрывком: «…к ним и подходить нельзя, они же вшивые!»