Соревнование немного затянулось — пока прошли все отборы, пока подсчитали результаты, пока успокоили истерящих родителей. Площадь, еще недавно гудевшая как растревоженный улей, замерла в напряженном молчании.
Мастер Линь вышел вперед, сжимая бумажный лист, и начал зачитывать имена. За каждым именем следовали сдержанные вздохи, радостный смех и аплодисменты. Рыдания и возмущения последовали, когда мастер закончил читать.
— Прошли восемьдесят человек, — подытожил Линь.
Из трехсот с лишним — лишь горстка. Из этих восьмидесяти — семь беспризорников Апелия. Я видел, как они замирали, каменели, услышав свои имена. Они не радовались, они смотрели на мастера Линя, как олени, пойманные светом фар.
Свернув свиток, мастер Линь начал новую речь: о долге, о чести, о силе. О новой семье, которая ждет за этими воротами каждого преодолевшего испытание. Его слова падали на благодатную почву — в сердца тех, кто только что получил свой шанс.
А потом мастер объявил о празднике.
Из распахнутых ворот секты потянулась вереница слуг с многочисленными подносами. Как по волшебству появились столы, тяжелые бочонки, от которых мощно тянуло хмелем, и огромные котлы, откуда валил пар, умопомрачительно пахнущий мясом и специями.
Очередной жест силы, как и освоение особняка. «Смотрите, мы сильны и щедры!»
Толпа оживилась и потекла к угощениям. Звучал смех, крики, стук деревянных кружек. Однако я смотрел мимо празднующих — на тех, кто не прошел. На прочих ребят Апелия.
Они не спешили к столам. Даже те семеро, что только что были отобраны, жались и пугливо поглядывали по сторонам.
Я видел, как парнишка лет десяти, в пыльной одежде, с исхудавшим лицом, делая вид, что поправляет одежду, протянул руку к краю стола, схватил лепешку и судорожно сунул ее за пазуху, озираясь с диким, испуганным взглядом. Он не понимал, что объявлен праздник, что можно просто подойти и взять лепешку, и никто не будет бить по пальцам и кричать. Жизнь научила его другому — украсть, спрятать, выжить.
Я подошел к Апелию, поговорил. Мы быстро подхватили один из котлов и отнесли его в сторону, где дети могли безбоязненно разливать сытное варево по тарелкам. А пока они кушали, я украдкой рассматривал их.
Мелкие, щуплые для своих лет. Фундамент будущего развития закладывается в детстве, а их фундамент был слабым и непрочным. Недоедание, холод и побои не могли пойти на пользу детям.
Я смотрел на них и видел несправедливость. В каждом пылала мощная жажда жить и сильная воля. Именно они тянули детей вперед, толкали на сумасшедшие поступки и помогали выгрызать у жизни ресурсы. Именно благодаря ему семеро перешагнули свои пределы и выиграли у тех, кто был здоровее, сильнее.
Есть ли способ дать им то, что они утратили?
Да. Я мог бы провести курс массажа для каждого, но это слишком мелкая цель для меня. Надо поставить вопрос иначе.
Есть ли способ дать МИРУ технику, которая будет приводить тела людей в порядок?
Чем больше раздумываю над этим, тем лучше понимаю, что в моих силах создать комплекс упражнений, который сможет постепенно привести в норму потоки Ци. Не так быстро, как мой массаж, не справляясь с настоящими проблемами, но все же кое-что сможет. А потом год-другой, и глядишь, у людей появится привычка собираться на улице по утру и делать зарядку, как в тех же Таиланде или в Китае.
Что это даст лично мне? Еще лучшее понимание человеческого тела. Возможно, пару единиц к массажу. Но главное — что это даст им. В моих силах улучшить жизни людей: как с теми же рецептами, замаскированными под молитвенные песнопения, только без опасения вызвать гнев Крайслеров.
Я незаметно направился туда, где мастер Линь и наставник Зуго, отойдя от столов, обсуждали что-то. Я подошел, дождался паузы и слегка склонил голову.
— Мастер Линь, наставник Зуго. Простите, что вмешиваюсь. Я наблюдал за отбором и понял, что все дети разные, с разными возможностями: особенно малыши и те, что с улицы. При всем уважении, мне кажется, им не подойдет базовый комплекс секты, более того — он может надорвать их. Нельзя ли разработать для них особый, укрепляющий комплекс, чтобы подтянуть их до общего уровня, а потом уже тренировать наравне со всеми?
Реакция оказалась ровно той, на которую я рассчитывал. Я уже не раз подходил к Зуго и накидывал вполне здравые идеи, которые тот принимал все более неохотно. Вот и сейчас Зуго резко повернулся ко мне, без всякой приязни во взгляде. Его лицо побагровело. Мужчина с шипением выдохнул, гася ругательства: