— Во дела, — воскликнул Фёдор Михайлович и закашлялся. Он поднёс пальцы к губам, и на секунду похолодел, не узнав собственного прикосновения. Он несколько раз похлопал себя по подбородку, осторожно погладил щëки. На лице он не ощутил ни щетины, ни морщин, кожа явно была не его. Слишком молодая, слишком гладкая. Он хотел было испугаться, но ощутил небывалое спокойствие, будто мягкие волны несли его тело, ласкали, любовно уносили с собой. Впервые за много лет умиротворение разлилось по его телу, и он увидел себя со стороны.
Старик смотрел, как там, внизу, он касается своей ладони, трогает пальцы. Но его облик стал совершенно иным. Ведь это не его лицо, не его руки. Перед ним стоял шестнадцатилетний Федька, густой чуб свисает на лоб, прикрывает зелёные ясные глаза. Но глазам это не мешает, Федька быстро моргает, и понимает вдруг, что начинает уменьшаться. А за его спиной появляется женщина. Идёт неспешно, так знакомо улыбается. Она ласково гладит его по голове, бормочет слова утешения: «Не бойся, всё только начинается. Я с тобой!»
— Мама, мама! — Фёдор Михайлович узнаёт её. Что есть мочи кричит, топает ногами, тянется к ней. Но видит, как мама, его мама, уводит куда-то мальчика Федю. Тот вовсе не сопротивляется, ластится, хохочет по-детски задорно и радостно, хватает мать за руку и торопит. Они смеются. Мама легко поднимает сына на руки и, нежно придерживая головку, уносит его вдаль. Он уже почти младенец, совсем крошечный в её тонких руках.
Фёдор Михайлович видел, как мама обернулась, кивнула головой и пропала. Он хотел бежать к ней, обнимать, кричать, как ему её не хватало, и как хочет уйти с ней. Он слишком хочет в еë объятия, как маленький Федя.
Но вдруг стемнело, пространства становилось меньше. Всё сжалось вокруг, всё стихло внутри. Уставший Фёдор Михайлович в беспамятстве попытался встать, сделал последний вдох, но силы оставили его тело и тёплым ветром выпорхнули сквозь открытое окно.
По квартире разливалось пение птиц.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов