Выбрать главу

— Что только? – Игнат закурил.

— Ты и сам знаешь, кто следит за Асей.

Игнат усмехнулся.

—  Ты меня обманула.

Она вздрогнула, посмотрела на него затравленно.

— Но я чертовски устал, чтобы что-то тебе доказывать. Поэтому сделаем так. Ты переночуешь у меня, но когда я проснусь утром – ничего не должно напоминать о твоем присутствии.

— А как же…? Куда же я пойду?

Игнат лишь пожал плечами.

— Я поняла, — она встала. Бледная, ссутулившаяся и как будто выпотрошенная. Игнат потер ладонью лицо, отгоняя ненужную жалость.

— Можешь занять соседнюю комнату. Чистое белье и сменную одежду найдешь в шкафу. Думаю, тебе подойдет. Это все, что я могу для тебя сделать. И да, о брате и долге можешь не беспокоиться.

Лишь на мгновение в ее глазах мелькнуло удивление и искорка чего-то отдаленно похожего на благодарность. Она слабо кивнула и вышла из комнаты.

А под утро его разбудил грохот и тихие ругательства Дашки. Игнат сам не заметил, как вырубился. Он работал над полученной информацией, вертел ее и так, и сяк, пытаясь понять, на кой Кирилл вернулся спустя десять лет? Он ведь исчез почти сразу после неудавшегося покушения на Игната с крупной суммой, которой ему вполне хватило бы на спокойную жизнь где-нибудь в тихом райском уголке. И не находил ни единой причины для новой игры Погодина. Но ведь они были. Не могло не быть.

Так и отключился. А теперь не мог понять, где он и что происходит. Звон разбитого стекла выдернул из сна. Игнат мотнул головой, растер лицо и двинул на звуки.

Дашка нашлась на кухне. Сидела на столе в одном нижнем белье и, закусив, полотенце, штопала свой бок. По бледному лицу катился пот, кровь перепачкала стол и ее всю, на полу разбитый флакончик перекиси, бинты, вата, а рядом на столешнице кетгут, которым она и штопала себя, кривясь от боли и бледнея с каждым стежком.

— Твою мать, Дашка, — и сам не понял, как перехватил ее руку и прижал к себе ее всю за мгновение до того, как она отключилась. — А еще хирург, — прошептал, глотая колючий ком в горле.

Когда Дашка пришла в себя, Игнат ее зашил и позвонил Алексу. Тот раздал указания, что прокапать, через слово отправляя Игната в больницу. Но Крушинин знал, что нельзя Дашке в больницу. Что-то подсказывало ему, что ей вообще никуда нельзя и что ножевая рана, только чудом не задевшая печень, послание от Погодина, который начал подчищать хвосты.

— Ты почему мне сразу не сказала? — потребовал ответа, едва она открыла свои глаза чайного цвета.

Она лишь слабо улыбнулась в ответ.

— Прости…я уйду…как только смогу, — добавила мрачно.

— Хрена с два ты куда-то уйдешь, — прорычал он, сам не понимая, почему злится. Рваная душа внутри выла раненым зверем и Игнат ничего не мог поделать с той болью, что выжигала из него все чувства, кроме одного. Не мог он ее отпустить. Что бы ни говорил накануне – любовь та еще паскуда и он не знал, что с этим делать. Потому что десять лет не чувствовал ничего подобного. После Инги в нем словно вымерло все. Выгорело и стояло выжженным полем, припорошенным пеплом. Пока не появилась Дашка. Озорная девчонка, живущая на грани. Девчонка, любившая жизнь и свою профессию.

Он улыбнулся невольно, вспоминая, как ему позвонил Алекс с просьбой выяснить имя шумахера, подрезавшего его на дороге. Игнат выяснил и чуть не сдох, осознав, что тем гонщиком на байке была его Дашка. А потом орал на нее так, не в силах справиться с собственным страхом. А она смотрела на него так странно, словно впервые увидела. И ничего не говорила. Не оправдывалась и не твердила, что он ей никто. Просто обняла его, разгоняя его страхи.

Уже через два дня Игнат узнал, что в то утро она спешила на операцию. Узнал, что в то утро благодаря своему сумасшествию и скорости байка она спасла жизнь семилетней девочке.

И сейчас, вспоминая, он точно знал, что вот та Дашка была настоящей. Его маленькой любимой девочкой, которая нашла в себе силы довериться ему. И все равно…она до последнего оставалась сильной и гордой. И если бы не потеря крови, она бы ушла, так и не признавшись, что ее едва не убили. А он бы отпустил…прямо в руки Погодина, который добрался бы до нее рано или поздно.

И это осознание бьет под дых раскаленным молотом, ломает к черту все его сомнения. Выдохнув, Игнат осторожно сдвинул Дашку от края кровати, лег рядом и бережно сгреб ее в охапку, зарываясь носом в пропахшие потом и кровью волосы.

Да, он ей по-прежнему не доверял, но любил и ничего не мог с этим поделать.

Дашка устроила голову у него на груди и тихо вздохнула.