― Извини за глупые вопросы, ― попросила глухо. ― Я совсем не знаю тебя, вас. Не знаю что вы и кто, что вам надо, чем живете. Я привыкла к другому миру, и в нем было не так просто, как у вас.
― Понимаю. Ничего страшного.
Вита с прищуром уставилась на Сантану.
Какой тактичный, заботливый, понимающий. Такие бывают? И им ничего не нужно в ответ?
― У вас все такие?
― Какие?
― Обходительные. Как ты.
Мужчина странно посмотрел на нее:
― Если ты думаешь, что все твои злоключения закончились, то ошибаешься. У нас здесь тоже не сладко. Идет война. Этим все сказано.
― Амин?
― Он.
Сантана встал:
― Принесу тебе покушать, ― и вышел. Но у Виты сложилось ощущение, что он сбежал от ее вопросов и своих ответов.
Что ж, понять можно. Война — тема неприятная, особенно когда касается тебя и твоих близких.
«А у меня были близкие, есть?» ― задумалась девушка. Ничего на ум не приходило. В голове крутилось лишь одно — «у нас тоже несладко — война».
― И так: из огня да в полымя? ― спросила саму себя и вздохнула: если Сантана и Изель с их братством воюют против Амина, она встанет в их строй. Но для начала было бы неплохо врубиться в ситуацию и самой сложить мнение. По фактам, а не словам.
Нет, ей не хотелось обижать добрых людей недоверием, но перебороть себя она не могла. Веры действительно не было не им, ни себе. Потому что она ничего не знала ни о них, ни о себе. И слова ровным счетом ничего не значили, ведь даже у медали две стороны, а сколько значений у слов?
Девушка спустила ноги на пол и поежилась — зябко. И только тут заметила, что на ней чистая, вышитая рубашка. «Не пожалели же столь доброй вещи для больной», ― оглядела наряд. И пожалела, что думала с недоверием о спасших и приютивших ее людях. Что она, правда, возомнила о себе и надумала о них?
Вита встала и чуть не рухнула обратно на постель. Ноги еле держали, ее штормило, голова пошла кругом, и понадобилось немало времени, чтобы устоять. Слабость, будь она неладна, прошибала потом, обносила голову, слепя глаза. Один шаг, одно усилие, и девушка упала на пол, зашлась в кашле.
Кто-то поднял ее, заставил что-то выпить, оттер губы.
Немного и перед глазами прояснилось — Вита увидела Сантану.
― Рано встала, ― заметил он.
«В курсе», ― буркнула про себя. И закрыла глаза.
Ей было жаль осознавать, что улучшения нет, и она как была ходячим мертвецом, так, скорее всего, им и останется. А от мертвых толка нет, ни на что они не годны. Значит и она. Значит, все усилия ее спасителей бесплодны.
Как у них просто — «чтобы жила». Но ведь жизнь должна иметь смысл, живой должен приносить пользу, тратить свои дни на благо. У нее же пока все наоборот.
― Я… поправлюсь, ― то ли извинилась перед Сантаной, то ли уверила себя.
― Уверен. Должна.
«А вот в этом он прав», ― подумала и вздохнула.
― Сколько я здесь? ― спросила, приоткрыв глаза. Кашля не было, но слабость все еще давила и никак не сдавалась.
― Давно, ― поджал губы мужчина.
«Мог бы и солгать», ― подумала с горечью.
― Как давно?
― Больше двух лун.
Вита растерялась — два месяца?! И все два месяца с ней возятся, а она как была балластом так и остается?!
Зря они все затеяли. Похоже, и ей не выкарабкаться, как и тем, кого они спасли до нее. Конечно, большое счастье умереть в кругу добрых людей, в постели, а не на полу в сыром грязном каменном мешке в полном одиночестве. Но это ее удача, а сколько забот тому же Сантане, и никакой отдачи. Жалко.
― Прости… если не пригожусь.
― Пригодишься, ― склонился над ней, впился взглядом в глаза девушки. ― Ты встанешь на ноги, выздоровеешь. Запомни это. Других вариантов нет и не может быть. Верь.
Вера — загадочное слово. Для одних оно означает весь мир, для других значит меньше комка грязи на дороге. К кому относится она?
― Я верю только в то, что знаю.
― Как и мы. Это правильно.
― Сейчас я знаю, что вы зря тратите на меня время.
― А я знаю, что ты себя недооцениваешь. Что слишком быстро сдаешься. Что тебе все равно на того, кто хотел твоей смерти, как смерти массы других несчастных. Знаю, что ты на его стороне, потому что потворствуешь ему — сдаешься.
Красивые слова, и в общем, правильные. Только она не в том состоянии, чтобы принять их.
― Отдай куклу Олькелте. Девочка ко мне заходила. Жаль если потеряется ее игрушка.
Сантана нахмурился и отвернулся. Вите очень не понравилось его выражение лица. Всегда невозмутимое, непроницаемое, как маска, сейчас она стало страшным.
― Ольгерда. Ее звали — Ольгерда. Кукла ей больше не понадобится.