Глава 5.
Неведомая хрень...
-Второй, срочно на связь, и в Оперативный Кабинет! У нас приливная волна. Интересующий нас отрезок вот-вот накроет. Если мы хотим вмешаться или хотя бы что-то увидеть, надо действовать сейчас!
-Гребаная хрень! Я же просил выделить средства! Поймите, у нас не Банания с Кокосией воюют, это ЯПОНИЯ, мать их. И РОССИЯ... - Второй благоразумно промолчал про мать своей исторической Родины. - Если тут закопана хотя бы небольшая развилка, то будущее всей мировой карты, которое до этого мы знали, на самом деле совершенно другое. Что там сейчас исправляют наши группы в районе Первой Мировой Войны? Не дают Шееру прочитать в википедии о Ютландском сражении? Или отлавливают попаданцев, которые уговаривают Реннекампфа наступать на Кёнигсберг а не на соединение со Второй Армией? А хуля толку, если сейчас его шлепнут под Ляоляном? Вся работа всех ваших отделов коту под хвост, вся Первая Мировая...
-Великая — с нажимом произнес Второй. Я бы просил Вас придерживаться общепринятой терминологии.
-В общем, Вы меня поняли. Я вообще считаю, что точка Нанси вышла в тот период истории, где каждый мудила, имеющий доступ к хрономашине, захочет что-то изменить. И все группы... Все и всегда! Должны работать только в радиусе пары лет от Точки Расплаты.
-Второй, я читал Ваш рапорт, и, если помните, согласился с ним. Не мы решаем. Пока наше начальство пытается затыкать дырки растопыренной ладонью, и давайте делать что можем. Какие наши действия?
-Дрон к к Порт-Артуру на семь утра по местному. И готовить группу захвата, все, что наберете. Я скоро подключусь.
31 марта 1904 года, Эскадренный миноносец «Страшный».
Матросу Васильеву было жутковато. Его Превосходительство адмирал Макаров, конечно-же молодец, особенно когда с жаром обсуждаешь в кабаке с товарищами, как теперь зададим этим япошкам. А когда тебя из этого кабака вытаскивают, и выясняется, что вот именно ты, матрос Васильев, сейчас на своем кораблике отправляешься в ночное море, чтобы и задать...
«Ладно, авось к Светлой Пасхе Господь не оставит» - решил про себя Васильев и продолжил вглядываться в темноту. На мостике господа офицеры о чем-то переругивались. Когда на мостике переругиваются офицеры — это совершенно точно не к добру. Вот и машину стопорят... Сердце сжалось.
- Что там? — шепнул он своему земляку, с таинственным видом шествующему куда-то к корме. Серегин отмахнулся:
- А-а-а, потеряли своих, да еще между каких-то островов.
«Началось в деревне утро...» - чертыхнулся Васильев, И видимо оказался прав, потому что где-то слева действительно запели петухи. От такой несуразности, казалось, обалдел весь миноносец. Минут 10, может 20 происходила некая непонятная суета, даже куда-то спускали шлюпку, а их благородия, накрывшись плащом водили керосинкой над картой. Наконец, видимо что-то решили, машина застучала бодрее и под ногами привычно дернулась палуба. Снова умиротворяюще зашумела вода под бортом.
- А это что?! Или мы не туда свернули? - шепотом, но так, что было слышно на пол миноносца, спросил «ихбродь» Юрасовский. У них что, китайский новый год!?
С борта, где нес вахту Васильев, не видно было ни зги, поэтому он, как наверное и каждый матрос на «Страшном», что есть силы прислушивался, как их судьбу решит «первый после бога».
- Вот скажи мне, Андрюша... Вот представь, живем мы с тобой вот в такой вот деревушке... Потому как китайцы мы... Или корейцы, похрен... Рыбку ловим, последний хрен без соли доедаем... А тут под боком войнушка значится... Дерутся япошки, которые нас за людей не считают, и русские, которым мы с тобой, скажем так, совершенно пофигу, но под ногами тоже лучше не мешаться... Нам бы затаится, чтобы ни дай Бог под раздачу не попасть, но мы с тобой с какого-то бодуна, решаем зажечь в нашей деревеньке что-то....
- Да причем так, чтобы одно горело синеньким... - понял его мысль мичман Анкифиев...
- А другое, зелененькое, судя по высоте, еще и на дерево затащить... Да, Андрюша, ты меня понял.
- Вашбродь, наблюдаю ходовые огни справа! - на рефлексах, сначала сказав, и только потом осознав что сделал, выдохнул матрос Васильев. Было видно, как взметнулись бинокли. И тут-же, огоньки, словно испугавшись, погасли.
-Братец, подскажи, какого они цвета были? - с мостика свесился Юрасовский.
-Два красных, вашбродь!
-А топовые, кормовые?
- Никак нет, вашбродь.
- Непорядок... - еле различимое лицо капитана , свесившееся с мостика, изучало такую досаду, что Васильеву стало стыдно, будто это он не зажег эти чертовы огни на непонятных судах.