* * *
Русский либерал, сформированный уже к середине XIX века, существенно отличался от западного. Среди наиболее характерных его качеств следует назвать следующие:
во-первых, российский либерал был тесно связан с революционным подпольем;
во-вторых, склонен к социалистическому идеалу. Социализм исповедовали из десяти интеллигентов девять, если не более. Кадетская партия, идейные начала которой были положены во времена земских реформ Александра II, предлагала необходимость полного отчуждения земли от крестьянина и распределения земли равными кусками в «долгосрочное пользование». Капитализм как таковой себе сторонников не находил нигде, кроме среды убеждённых монархистов;
в-третьих, принципиально антирусский настрой, неприятие русского, как чего-то отсталого и подлежащего уничтожению;
в-четвёртых, атеизм российского либерализма,
лежащий в русле социалистической доктрины. Богоборческий пафос был едва ли не главной движущей силой отрицания всего культурного и исторического наследия русского народа;
в-пятых, антимонархическое настроение, мечта на месте России увидеть Францию;
в-шестых, двойная мораль, склонность ко лжи, оценке по двойной шкале всех событий. «Революция» или «прогресс» требовали отмены всех христианских норм чести и нравственности.
Первая Дума и Вторая наглядно обнаружили все эти черты. При сообщениях об убийствах солдат, городовых, губернаторов или тех, кто был случайно рядом и был разорван бомбой террористов, интеллигентная либеральная Дума буквально вопила и скандировала — «Мало, мало!» и тут же требовала амнистии убийцам. Николай Алексеевич Маклаков в своей записке Царю (1914 г.) совершенно правильно указывал, что в России может быть только социалистическая революция и никакой другой. Министр внутренних дел знал настроение интеллигенции, в том числе и самой либеральной…
Что принёс нам социализм — говорить не приходится. Но он пока ещё не ушёл никуда. Он, этот мечтательный рай, живёт в наших оценках и привязанностях, в нашем аморализме.
Социализм, по определению его теоретиков, — это когда место духовной веры в личного Бога занимает «сознание бессилия отдельного человека, который для своего усовершенствования нуждается в общественной организации и в силу этого подчинён ей» (Иосиф Дицген). Это когда самым главным становится «постоянный рост чувства связи всего Вида. Чувство это идёт параллельно с чувством коллективного строительства» (А.В. Луначарский). Отрешиться от себя, конкретного, призывал Маркс, чтобы почувствовать себя человеком абстрактным, родовым.
В основе масонства лежат легенда, ритуал и символ. Учение даётся не столько словами, сколько в образах и «иероглифах». Одним из основных тезисов каббалистического оккультизма, лёгших в основу многих общественных и политических движений и теоретических построений, является представление о тёмной, пассивной массе, символизированной в ложах «диким камнем», которой противостоит Огонь, пламень мощного преобразующего Разума, символизированного солнцем, пятиконечной звездой, пентаклем Соломона.
Масон сбрасывает с себя «ветхого Адама», то есть предрассудки своей Родины, своего народа, отказывается от исторических заветов своих отцов. Прошлое для него проклято и есть мрак и невежество. Он стал тем, в ком владычествует «разум». Символически — он стал кубическим камнем, в котором загорелся свет «центрального, универсального Огня» — пятиконечная звезда. Теперь можно заняться и остальным человечеством: «Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся исправлять и весь человеческий род», — говорится в масонской рукописи. (ОР РГБ, ф. 147, № 14, л. 5). Разум внедряется в тёмную стихию народных масс, чтобы освободить скрытые в ней искры духа из коры, темницы предрассудков. Луч света в тёмном царстве… Преобразователь, который есть «един с Иеговой», смело берётся за дело, ведь «деятельный исполнитель орденского учения ходит в небе и претворяется ещё в жизни сей в небесного обитателя» (там же, № 3, л. 5). Любопытно, что своё просвещение люциферианским светом Разума и очищение он получил частию от начальников, а «частию от Сатаны, коего употребляет Бог для очищения душ» (там же, № 2, л. 37).