ить снабжать лекарствами людей, прибегающих к их помощи. Запрещено же у нас продавать в лавках порох, продают вместо его мак, составленный из угля и селитры. Не дозволено продавать мышьяк, а можно купить мелкого сахару, от которого дохнет всякая тварь, подлежащая уничтожению, по мнению лица, купившего мелкого сахару в первой москательной лавке; а кому хочется отравиться, тот и удавится на первой веревке. Что же пользы в подобных запрещениях? Дарование сельским врачам права отпускать лекарства по цене, которая будет безобидною для них и для народа, и предоставление в пользу сельских врачей таких участков, какими пользуются сельские священники в казенных селениях, наверное, дадут возможность скорого устройства в селах медицинской части, и в устройстве этом будет гораздо более цели, чем в том, при котором два или три врача, состоящие при палате имуществ, один или два раза в год катаются по селам, стоят правительству денег и не приносят никакой пользы народу, теряющему в год одного человека из 30, тогда как народы других европейских стран, стоящих несравненно ниже России по условиям, необходимым для человеческого долгоденствия, теряют только одного человека из 57 и даже 1 из 61. У нас очень развито недоверие к людям. Медицинская часть наша представляет совершенное подобие австрийского “контроля, контролирующего контроль”. Если держаться такой системы, то, разумеется, устройство сельской медицины и отпуск врачами лекарств представит весьма серьезную задачу со стороны контролирования действий врача; но ведь не все же существующее есть в то же время и необходимое… Эту истину сознавал еще древний мир, и рассуждение о ней можно встретить у Аристотеля. Да и разве в самом деле установленный нашими положениями медицинский контроль существует и может существовать на самом деле? Разве не известно, что такое наши старшие врачи и инспектора управ, имеющие право поверять и врачей, и аптеки. “Современная медицина” фактически доказала, что весь этот надзор — или только одна бессмысленная процедура, или невежественная придирчивость, или же, что всего чаще, сбор овчинок. Профессор Вальтер, которому (как выше сказано) мы обязаны собранием многосторонних мнений о русском врачебном вопросе, очень резко восстает против подчиненности врачей “профанам”. Под этим именем почтенный ученый разумеет лиц, которым подчинен теперь служащий медик, госпитальный ординатор или полицейский врач. Судя по собственным наблюдениям и по статьям, разъяснявшим в “Современной медицине” вред этого невыносимого и безапелляционного подчинения медиков лицам, пережившим свои познания в медицине или вовсе никогда их не имевшим, мы вполне сочувствуем профессору Вальтеру. Но, не говоря об устройстве госпитальной части, которая не составляет предмета нашей статьи, мы не видим возможности изъять общественного врача от общественного контроля и полагаем, что общественный контроль будет справедливою и верною оценкою достоинствам практического медика, и контроль этот вовсе не будет для медика так тяжел, как контроль нынешних “профанов”. Доверие или недоверие к врачу нельзя навязывать обществу, из каких бы “профанов” оно ни состояло и как бы высоко ни стоял врач по своим научным познаниям; а потому нельзя и отнимать у общества права держать известного врача или отвергнуть его. В этом праве оценивать врача и содержать его или заменять другим только и выразится вся сила общественного контроля, в который должно верить и при котором легко упразднить контроль господ, собирающих с уездных врачей по 100 руб<лей> сер<ебром> годового оброка или не выдающих им положенного жалованья (см. письмо доктора Воронежецкого в “Северной пчеле”). При зависимости от общества, которому должен служить врач, он станет дорожить интересами этого общества, чтобы заставить его дорожить собою; а общественное мнение, всегда более беспристрастное, чем мнение отдельных лиц, располагающих участью нынешнего русского врача, не замедлит выразиться о нем, как в самом маленьком городке, так и в деревне. Зависимость эта необходима и не может быть тяжкою для врача, понимающего, что не человеческое общество устроено для него, а он создан для человеческого общества. Кто из врачей понял это, тот не ошибся. Есть много примеров, что врачи не только в самых маленьких городах, но и в деревнях успели приобресть себе уважение поселян и нашли у них средства к безбедному существованию. Из письма доктора Тулушева, напечатанного в 46 № “Тамбовских губ<ернских> ведомостей”, мы видим, что он отлично устроился в одной деревне и все крестьяне с охотою идут к нему лечиться. Он выписывает лекарства в сыром виде из Москвы, приготовляет их и берет за вылечку 20 коп. серебром.