Предлагаю здесь кое-что в этом роде на пробу.
1) Г-н. Штандель написал (“Русский курьер”, № 244), что Ясная Поляна находится будто в Тульском уезде. Это неверно. Ясная Поляна очень близко от Тулы, но тем не менее она состоит в Кропивенском уезде, а не в Тульском.
2) Штандель пишет, что “первое здание сельца (Ясной Поляны) есть особняком стоящая маленькая церковь”. И это неверно. — Во-первых, селение, где есть церковь, называется не “сельцо”, а село, а во-вторых, в Ясной Поляне совсем нет церкви. Ближайший к Ясной Поляне приходский сельский храм находится на расстоянии двух верст.
3) Штандель рассказывает о “соседе” Льва Николаевича Толстого, г-не Кузминском, — как этот “сосед” будто “махнул рукой на свои пажити”, и вообще как он небрежно хозяйствует — “поздно встает и рано засыпает, придерживаясь традиций доброго старого времени”. Штандель думает, что “поздно вставать” — это значит “придерживаться традиций доброго старого времени”! И это неверно, но всего более г. Штандель ошибается в том, что у Л. Н. Толстого в Ясной Поляне есть “сосед” — Кузминский. Такого соседа у Л. Н — ча нет, а у него есть родственник (свояк) по фамилии Кузминский (председатель петербургского окружного суда), который просто гостит иногда в Ясной Поляне и гостил в то время, когда туда приходил Штандель. Ни хозяйства, ни построек, ни пажитей у г. Кузминского в Ясной Поляне нет, и яснополянское сельское хозяйство решительно ничего не приобретает и ничего не теряет от того, каких воззрений держится г. Кузминский на отвлеченные вопросы и в котором часу он засыпает и просыпается во время своих летних каникул.
4) По словам Штанделя, Л. Н — ч познакомил его с “Павлом Ивановичем Гайдуковым, служащем при “Посреднике”. И это неверно. При “Посреднике” прежде не было и теперь нет служащего человека с фамилией “Гайдуков”, да и у Льва Николаевича не было в гостях “Гайдукова”, а был у него в ту пору Павел Иванович, да только не Гайдуков.
5) Штандель пишет: “На работу приходит он (Л. Н.), его дочь, Гайдуков и некая Марья Александровна. Она из крестьянок и, очевидно, пользуется расположением Льва Николаевича”. И тут сказанное о происхождении Марин Александровны несправедливо. Мария Александровна Ш<мидт> вовсе не из крестьянок и даже не из так называемых низших, “непривилегированных” классов, а она дворянка, дочь доктора, женщина, получившая очень хорошее образование и занимавшая прежде должность классной дамы в одном известном воспитательном заведении в Москве. Люди, имеющие счастье знать эту просвещенную, добрую и благородную женщину, уважают ее и почитают за “истинную христианку”.
6) В конце 6-го столбца Штандель сообщает, что Л. Н. говорил с “мужиком” и как этот мужик подтрунил над ним, г. Штанделем. Это, однако, совсем не был мужик, а это был весьма известный художник Ге, который и мог дозволить себе немножко пошутить с г. Штанделем.
7) Штандель еще один раз обращается к Марье Александровне Ш., с полною уверенностью, что она есть настоящая необразованная крестьянка, показывает ее необразованность. Он пишет: “Марья Александровна охотница поговорить. Я заподозрил ее в неискренности убеждений. Странно как-то видеть крестьянку, выросшую в деревне и только понаслышке говорящую решительно обо всем. Когда Л. Н. сказал ей, что я работал в газетах, она с апломбом заявила (?!):
— В ретиратуре? (слышав раньше о литературе)”. Г-н Штандель, очевидно, был уверен, а может быть, успел уверить и кого-нибудь из читателей “Русского курьера”, что Марья Александровна по необразованности своей слышит слово “литература”, а сама не умеет чисто выговаривать это чуждое крестьянскому слуху слово и произносит “ретиратура”. Г. Штандель опять ошибается и смешит всех, кто знает, о ком идет дело. Та, о которой г. Штандель говорит и которую он принимает за необразованную крестьянку, неспособную выговорить слово “литература”, — сама не чужда литературе, и вдобавок, ее участие в литературе почтенно, а не смешно и не скверно. “Ретиратура” есть шуточное слово, переделанное в насмешку из слова “литература”, и оно выпущено в свет совсем не Марьею Александровною в Ясной Поляне летом 1888 года. Оно бродит давно и повсеместно повторяется шутки ради теми, на чей взгляд кажется, будто в литературе идет что-то “ретирующее” или отступающее от добрых целей и заветов. Марье Александровне, очевидно, показалось, что и представленный ей писатель тоже принадлежит к “ретиратуре”.