Наоми Кляйн
Статьи
Эпоха капитализма катастроф
Кому мрачное будущее сулит выгоду?
11 сентября 2007
В первые дни после 11 сентября американские пожарные, медсестры и учителя превозносились как национальные герои. Но государственный сектор недолго испытывал заботу президента Буша. Когда на руинах башен-близнецов улеглась пыль, Белый дом приступил к проведению совсем другого экономического курса, основанного на безопасности, - с верой в то, что лишь частные фирмы могут ответить на этот вызов. В эксклюзивной публикации отрывка из своей новой книги Наоми Кляйн рассказывает о тех, кому мрачное будущее сулит выгоду.
Когда в январе 2001 г. Буш и его команда пришли к власти, необходимость в новых источниках роста для американских корпораций была насущным вопросом. К тому времени технологический пузырь лопнул уже официально, а за первые два с половиной месяца их правления индекс Доу-Джонса упал на 824 пункта. Замаячил призрак серьезного экономического спада. В свое время Джон Мейнард Кейнс писал, что правительства должны выводить экономику из кризиса, организуя общественные работы. Буш выбрал путь отказа правительства от ответственности и передачи крупных сегментов национального богатства Америке корпораций в форме, с одной стороны, налоговых льгот, а с другой - выгодных контрактов. Руководитель Административно-бюджетного управления при президенте Буше и идеолог мозгового центра Митч Дэниэлс (Mitch Daniels) объявил: 'Основная идея - о том, что правительство призвано не оказывать услуги, а обеспечивать их оказание, - кажется мне самоочевидной'. Это относится и к ликвидации последствий катастроф. Республиканец Джозеф Элбо (Joseph Allbaugh), назначенный Бушем главой Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, в компетенцию которого входит ликвидация последствий этих ситуаций, включая террористические акты, назвал свою работу 'сильно расширенной программой субсидирования'.
Потом настало 11 сентября, и неожиданно оказалось, что правительство, которое видит свою главную задачу в самоустранении, - это не очень хорошо. Испуганное население хотело защиты со стороны сильного, крепкого правительства, так что теракты вполне могли погубить в зародыше проект Буша по ограничению функций правительства.
Какое-то время казалось, что так и будет. 'Все изменило 11 сентября', - сказал через 10 дней после терактов Эд Фелнер (Ed Feulner), старый друг Милтона Фридмана, гуру ничем не сдерживаемого капитализма, и президент фонда 'Наследие' (Heritage Foundation). Он стал одним из первых, кто произнес эту сакраментальную фразу. Многие естественно ожидали, что эти перемены будут включать в себя переоценку радикально антигосударственной программы, которую Фелнер и его идеологические союзники три десятилетия продвигали в стране и за рубежом. В конце концов, сам характер провалов в области безопасности, которые сделали возможным 11 сентября, показал результаты более, чем двадцатилетнего ограничения государственного сектора и передачи функций правительства корпорациям, руководствующимся соображениями прибыли. Во многих отношениях наводнение в Новом Орлеане выявило плачевное состояние муниципальной инфраструктуры, теракты обнажили опасную слабость государства: в самый разгар спасательной операции, которую вели полицейские и пожарные Нью-Йорка, вышла из строя радиосвязь, авиадиспетчеры не заметили вовремя, что самолеты изменили курс, а сотрудники службы безопасности аэропортов, зарабатывающие меньше, чем их коллеги в супермаркетах, пропустили террористов через контрольные пункты.
Первой крупной победой фридманистской контрреволюции в Соединенных Штатах стала атака Рональда Рейгана на профсоюз авиадиспетчеров и отмена контроля над авиакомпаниями. Двадцать лет спустя вся система авиаперевозок была приватизирована, дерегулирована и сокращена, причем за безопасность в аэропортах отвечали главным образом низкооплачиваемые, плохо обученные и не состоящие в профсоюзах работники, нанятые по договорам. После терактов генеральный инспектор министерства транспорта засвидетельствовал, что авиакомпании, отвечающие за безопасность на своих рейсах, сильно экономили с целью снижения издержек.
10 сентября, когда полеты еще были дешевыми и в избытке, казалось, что все это не имеет особого значения. Но 12 сентября нанимать по контракту работников за 6 долларов в час казалось безрассудством. Потом, в октябре, парламентариям и журналистам были разосланы конверты с белым порошком, что вызвало панику из-за возможной вспышки эпидемии сибирской язвы. В этом новом свете приватизация девяностых выглядела совсем иначе: почему эксклюзивным правом на производство вакцины против сибирской язвы обладает частная лаборатория? Разве федеральное правительство сняло с себя ответственность за защиту населения при возникновении опасности здоровью нации? Более того, если соответствовали действительности сообщения СМИ о том, что возбудители сибирской язвы, оспы и других опасных заболеваний могут распространяться по почте, через продукты питания и системы водоснабжения, то разумно ли было продвигать планы Буша по приватизации почтовой службы? И что со всеми теми инспекторами по качеству продовольствия и воды, от чьих услуг в свое время отказались - можно ли было вернуть их?
Неприятие консенсуса, служащего интересам корпораций, лишь углубилось перед лицом новых скандалов, таких, как дело Enron. Через три месяца после 11 сентября Enron объявил о банкротстве, в результате чего тысячи сотрудников потеряли свои пенсионные сбережения, а руководители, пользуясь инсайдерской информацией, нагрели себе руки. Кризис стал одной из причин подрыва веры в то, что частные компании способны предоставлять базовые услуги, особенно, когда оказалось, что манипуляции Enron с ценами на энергоносители несколькими месяцами ранее привели к массовому отключению электричества в Калифорнии. Девяностолетний Фридман был настолько озабочен тенденцией к возрождению кейнсианских принципов, что даже посетовал, что 'к бизнесменам относятся как к гражданам второго сорта'.
Пока руководители корпораций низвергались со своих пьедесталов, работники государственного сектора, объединенные в профсоюзы, - злейшие враги фридмановской революции - быстро наращивали авторитет в обществе. Через два месяца после терактов доверие к властям было выше, чем когда-либо после 1968 г. - и это, как сказал Буш, обращаясь к группе федеральных чиновников, 'благодаря тому, как вы выполняли свою работу'. Бесспорными героями 11 сентября были 'синие воротнички', первыми отреагировавшие на катастрофу - нью-йоркские пожарные, полицейские и спасатели. 403 сотрудника этих служб погибли в ходе расчистки завалов и эвакуации пострадавших. Неожиданно Америка влюбилась в своих мужчин и женщин, одетых в форму, а ее политики, молниеносно надевшие на себя бейсболки нью-йоркской полиции и пожарного департамента, никак не могли понять, что им делать с этими новыми настроениями.
Стоя 14 сентября в кругу пожарных и спасателей на руинах башен-близнецов, Буш братался с теми самыми бюджетниками, объединенными в мощные профсоюзы, разгромить которых стремится современное консервативное движение. Разумеется, он был вынужден сделать это (в те дни даже Дик Чейни надел каску), но не был обязан делать это столь убедительно. Благодаря тому, что Буш был искренен, а общественность нуждалась в лидере, достойном момента, слова, произнесенные в тот день, были самыми сильными за всю политическую карьеру Буша.
В течение первых нескольких недель после терактов президент совершил большое турне по общественному сектору: посетил государственные школы, пожарные станции, мемориалы, эпидемиологическо-профилактические центры, обнимался с чиновниками, благодарил их за скромный патриотизм и за их вклад в общее дело. Президентской похвалы удостоились не только работники спасательных служб, но и учителя, почтальоны и врачи. Люди, работающие в интересах общества, получили в этот период столько внимания, сколько им не перепадало за последние сорок лет. Неожиданно исчез с повестки дня вопрос о сокращении издержек, а в каждой новой речи президента упоминался очередной амбициозный национальный проект.