- В такую рань?! В воскресенье?! Как его зовут? - отыгрываю я недетское удивление.
- Киану Ривз, - широко улыбается дочь друзей Лелькиных родителей. - В "Киномаксе" сейчас прокатывают старую добрую "Матрицу". Захотелось посмотреть на любимчика Нео на большом экране.
- Но зачем же так рано? - всё еще не понимаю я. - Помню, мама рассказывала, что в начале двухтысячных они часто ходили в кино очень ранним утром, потому что билеты дешевле, но ты же не экономишь?
- Точно нет, - смеётся. - Но выбора нет - ностальгические сеансы только по утрам.
- Ясно. Но ты должна очень почитать Киану, чтобы идти ради него на такие жертвы.
- А ты ради кого по утрам километры на свои адидасы наматываешь? - отвечает она, прищурившись.
Я понимаю, что ее утомил мой настойчивый допрос, и отстаю, проходя в кухню.
- Не обращай внимания, - говорит мне мудрая не по годам Анна Сергеевна, загружая зерна в кофемашину. - Мы с Лелькой просто тоже вчера долго удивлялись, вот она и накрученная немного.
- Не обращаю. Мне с молоком, пожалуйста.
Она кивает и достает из холодильника коробку с однопроцентным молоком. Здесь тоже все сидят на диете, даже те, кому, как Катрине или Альбине, не помешало бы отъесться. Но Алька здесь больше не живет, как и Алена. Последняя около года назад вышла замуж, переехала в пригород и уже даже успела родить девочку, поэтому, сдав на бакалавра, ушла в академ. Так что Анечка с Алькой заканчивают этот год без нее.
В прошлом году достроилась и Лелькина квартира, и она даже активно занималась ее ремонтом и обстановкой, но в итоге переезжать не захотела - сказала, что вместе веселее. И прибираться, и готовить реже, а там все придется делать самой. Тем более их ряды существенно поредели, и квартира перестала быть коммуналкой. Ну почти.
- Ты все еще встречаешься с Никитой? - ставя передо мной прозрачную кружку, сквозь стенки которой отчетливо видны слои капучино, неожиданно спрашивает Анна.
Резко так спрашивает, будто долго думала, спрашивать или нет, и решилась.
- Д-да, - отвечаю осторожно.
- У вас все хорошо?
Садится рядом и смотрит в глаза.
- Конечно. Почему ты спрашиваешь? - я испытываю что-то похожее на испуг.
Несильный, не панический, но противный и липкий.
Ничего крамольного соседка, вроде бы, не спросила, но мне уже не нравится это направление беседы, и не нравится выражение ее лица - как у врача, сообщающего плохие новости смертельно больному человеку.
- Давно хотела тебе сказать, но как-то не хотелось тебе идиллию портить.
Она выдерживает паузу, поэтому я подталкиваю ее, хотя не уверена, что хочу знать.
- Сказать что?
- Это не мое дело, конечно, и я долго молчала, но лучше сделать и пожалеть, - она улыбается, но быстро прячет улыбку. - В общем, в отношениях с Никитой ты как-то потеряла сама себя, как будто утонула, растворилась в нем. Вы тогда зашли к нам, давно, и я тебя не узнала. Вошел он и его тень, тебя не стало. Сначала я отмахнулась от этой мысли. Но и потом, встречая вас вместе во дворе, видела то же самое. Ты держишься с ним словно не на равных. Всегда чуть позади, всегда в тени, как декорация в его жизни. Фоновая заставка.
- Что за глупости, Ань?! - вскидываюсь я и даже приподнимаюсь со стула.
Кофе мне уже не хочется. Скорей бы вышла Лелька!
- Сядь, - одним словом останавливает меня она. - Я говорю не со зла и не собираюсь тебе советовать его бросить. Если тебя все устраивает, встречайся с кем хочешь.
- Вот спасибо! - не удерживаюсь я от иронии, но уйти больше не порываюсь.
- Не за что. Для того и существуют подруги, - словно не замечая иронии, отвечает Анна Сергеевна, и мне становится стыдно.
Ведь ей действительно нет никакой выгоды в том, чтобы рассорить меня с Никитой. А от меня не убудет, если я ее просто послушаю, и, засунув свою независимость в место, на котором сижу, я примирительно улыбаюсь. Алькина сокурсница отвечает мне тем же и про Никиту больше не заговаривает.
Она спрашивает, как мама в Тюмени, я интересуюсь, как дела у Алёны и как идет диплом, а потом она снова меня удивляет.
- А тот парень, с которым вы безумную Лаки к нам притащили?..
- А что тот парень? - настораживаюсь я.