– Михаил Петрович, – сверкнула я очками, – я вам мотыля в тарелку не подкладывала. Сами взяли – сами и отдувайтесь.
– Ты, Почучуй, на месте-то не стой, – погнали меня в сторону входной двери. – Давай шуруй, а то у меня для тебя дел ещё много. До заката надо успеть справиться.
А я и не сомневалась, что заняться восстановлением презентации Ищенко мне не даст. Оставалось только гадать, на что способна его больная фантазия на этот раз. Ритуал подношения кофе у меня уже отработан, и скорее всего сегодня шеф перейдёт на новый уровень.
Так и вышло.
– Слушай сюда, Почучуй, – уже поджидал меня в дверях сатрап, когда я, оставив конфеты и чай у Гончаровой, занырнула на деск. – Вот тебе квитанция – отправишься в «Бабочку», заберёшь мои рубашки и галстук. И чтобы до конца обеда вернулась. У меня важная встреча. Приду на неё без галстука и в несвежем – пеняй на себя.
Мне в руки попала смятая бумажка. Такая шуршащая, с плохо пропечатанными буквами и как будто пожёванная. Каким местом вчерашний король уборной ту бумажку жевал, я спрашивать не стала, просто сунула в карман и поняла, что в ближайшие часы поработать точно не удастся. Химчистка, куда мне предстояло направиться, находилась неблизко. Не на другой конце Москвы, конечно, но и не рядом с бизнес-центр. Пилить придётся аж на Кутузовский, а это пять станций на метро да ещё с пересадкой. Вроде ничего, но при такой жаре на улице и духоте в подземке, те пять станций покажутся всеми двадцатью. Такси мне естественно не полагалось, и даже спрашивать о таком нюансе было бесполезно.
А «гений финансов» уже недовольно косился в мою сторону и подгонял меня взглядом к дверям. Тяжело вздохнув и выключив компьютер, я вышла из офиса.
До «Бабочки» я успешно допилила на своих двоих где-то за сорок минут. Расположенная на первом этаже элитного дома химчистка встретила меня звоном старинного колокольчика и вялым кряхтением.
– Вы сдавать или забирать?
За широким столом сидел пожилой дядечка и с умиротворенным видом слушал арию Ленского. По дрогнувшим уголкам его губ я заметила, что наибезобразнейшим образом нарушила ту идиллию, в которой он пребывал. Эх, знать бы ему по чьей воле произошло моё вторжение... Может, он так и не хмурился бы.
– Забирать. – Я протянула квитанцию. – Три рубашки и галстук.
Чтобы прочитать позиции в чеке, дедок сдвинул очки с переносицы почти на кончик носа. Видимо, без очков он видел плохо, но в очках – ещё хуже. Нехотя поднявшись, принялся копошиться в аккуратно развешенных вещах.
– За молодого человека вещи забираете? Или за супруга? – бестактно поинтересовался дедуля.
«За самодура», – чуть не вырвалось у меня с губ.
А старичок продолжал:
– Вкус у вашего спутника, признаться, отменный. Я по молодости тоже в таких галстуках щеголял. Бабка моя меня в таком в первый раз увидела и сразу влюбилась. Потом, правда, как расписались, пилила меня и пилила, пока не померла. А галстук так и висит с тех пор в шкафу, более ни разу не надёванный.
– Храните как память? – расчувствовалась я.
– Что ты, деточка, – протянул старик и сложил вещи в плотный серый пакет. – Боюсь, что если надену, вторую такую грымзу повстречаю. А мне и одной хватило... Хотя, что греха таить, по молодости моя старуха была роскошной женщиной.
Дедка несло. Видимо, не каждый посетитель приносил ему в чистку галстуки, способные всколыхнуть в нем тёплые сердцу воспоминания. Я бы и ещё потолклась в той химчистке, только бы не возвращаться к моему тирану, но обстоятельства были против меня. Часовая стрелка уже перевалила за начало обеденного перерыва, и нужно было срочно бежать обратно, чтобы успеть к часу икс. Поблагодарив дедулю и оставив его с романтиком Ленским, я поспешила к метро и запрыгнула в почти закрывающиеся двери поезда. Те чуть не зажевали пакет с рубашками.
В офис я влетела под самый занавес обеда. Естественно, голодная. По дороге, правда, перехватила в ларьке ватрушку, но если двести рублей в своё время не смогли спасти гиганта мысли и отца русской демократии, то жалкое колечко с творогом тем более было не в состоянии заморить того червячка, что сидел у меня в животе и норовил превратиться в огромного и прожорливого змея.