Надеясь, что примочки помогут, я на всякий случай закинул внутрь пару стопариков беленькой и рухнул на кровать, подмяв под себя дорогое покрывало. Уснул сразу, а утром проснулся и ещё больше застонал от своего отражения в зеркале.
На работе отмахивался от коллег, как от назойливых мух. Хорошо хоть у тех хватило мозгов сильно не лезть с вопросами. Но генеральный – не муха, рукой не махнёшь. И сердцем чувствуя, что разговор предстоит не из приятных, я пару раз для вежливости стукнул в стеклянную дверь и вошёл в прохладный кабинет, в котором витал легкий запах озёрной кувшинки.
– Как вы себя чувствуете, Михаил Петрович? – спросил Аристов, рассматривая мои «боевые медали».
– Могло быть и хуже, – ответил я, вспомнив дрыща с ножичком.
– Ирочка сказала, вы поскользнулись в подъезде...
– Видите ли, – я взял инициативу в свои руки, – у нас в доме ремонт. Работы идут целый день, а на ночь ничего не убирается. От Оболенского я вчера уехал поздно, зашёл к себе, а на двух пролётах свет вырубили. А там оборона из вёдер со штукатуркой...
Аристов кивал головой, со всем соглашаясь, а когда выслушал до конца, то в лоб спросил:
– Вы переехали, что ли?
Вопрос был с подвохом – я это почувствовал. Хорошо, что хватило ума сразу не отвечать, потому что генеральный тут же пояснил:
– Я утром в вашем доме был. Химчистка у вас там неплохая. Вещи забрал, заодно и отделкой подъезда полюбовался. Красиво у вас там, солидно.
Надо было срочно выкручиваться.
– Так я у сестры сейчас живу. Просила за котом присмотреть. В её доме как раз ремонт.
Аристов поводил носом. Я вслед за ним. Кажется, понял, почему генеральный морщится: водочкой от меня несло прилично. И ведь не спихнёшь всё на Оболенского. Аристов прекрасно знает, что из всего алкоголя тот предпочитает только ложку ванильного ликера в кофе.
Чёрт, и зачем я Ирочке и остальным про подъезд наврал? Побоялся признаться, думал, что засмеют, особенно, когда узнают, что Почучуя выручал. Так надо было и врать про драку за честь не очкастой стажёрки, а длинноногой красавицы. И всё было бы гладко. А сейчас... как это разгрести?
Николай Васильевич продолжал:
– Передайте все сделки Константину, Михаил Петрович, а сами возьмите больничный. У нас тут клиенты ходят, а ваше лицо противоречит лицу нашей компании.
Никогда не видел лица у нашей компании и даже не подозревал, какого она пола, но точно морда у неё в сто раз лучше, чем у меня в этот самый момент.
– Какие-то встречи у вас запланированы?
– Всем клиентам я уже позвонил. Что-то осилит Костя, что-то я перенёс.
– Это хорошо, – задумчиво протянул директор. – Вот только с телевидением некрасиво вышло.
У меня засосало под ложечкой. Звонок Ирочки режиссёру программы «О рынках» на РБК я помнил. Ассистентка Аристова говорила красиво, почти напевно, долго извинялась, а, положив трубку, ударила ниже пояса:
– Всё хорошо, Михаил Петрович. Режиссёр вас заменит на Ольгу Троицкую.
Побитый со всех сторон, я теперь терпел последний удар – от генерального, и прекрасно понимал, что мощь только набирает силу.
– Михаил Петрович, вы ценный сотрудник. Наша компания гордится тем, что у нас работают такие профессионалы, но... – Я навострил уши. – Но мы не можем рисковать репутацией нашей организации. Сегодня вас увидело пятеро клиентов. Пятеро! И все они пожаловались своим менеджерам, что из-за вас теперь боятся переводить деньги в «Эверест» на управление.
– Что ж в этом страшного? – хмыкнул я. – Если я пролетел два пролёта вниз головой, то это ещё не значит, что в полёте я все мозги растерял.
– Дело не в этом, – наседал Аристов, – а в том, что от вас алкоголем разит на весь офис. У вас фингал под глазом. У вас нос разбит, и вы сегодня даже без галстука! Я искренне восхищаюсь тем, как вы работаете. Я поражаюсь вашему таланту приводить к нам таких клиентов, как Родкин или Оболенский, но, поймите, пьянство у нас запрещено. С большими деньгами работаем.