– Да хотел выставить заявочку на продажу двух тысяч акций Телемоста, но, наверно, подожду до завтра.
– И правильно сделаете. Завтра цена будет выше.
– Вы так считаете? – В голосе клиента слышалось недоверие. – Тогда... давайте всё же сейчас продадим. И не две тысячи, а весь пакет.
– Приказ принят, – отрезал Ищенко и кликнул компьютерной мышкой. – Пять тысяч акций Телемоста продано по двадцать два пятьдесят. Деньги поступят на ваш счёт на третий рабочий день.
Шеф был вне себя. И я его прекрасно понимала, и даже сочувствовала. В один миг доверие, которого он добивался много лет, пошатнулось. Богатые клиенты любят богатую и красивую оболочку. Ей доверяют, за ней готовы следовать. Ни один состоятельный клиент не отдаст свои сбережения в руки оборванца или пьяницы, или просто безалаберного работяги, который не в состоянии оплатить ужин из трёх блюд с дорогим вином. Ищенко оборванцем и пьяницей не был (насчёт последнего я уверена не была, но мне хотелось в это верить), ужин оплатить мог, но всё равно его акции заметно пошатнулись, как часто бывает во время турбулентности на глобальных рынках.
– Михаил Петрович, – робко позвала я начальника, – продолжим?
Ищенко посмотрел на меня. В его взгляде было столько отчаяния, что у меня сжалось сердце.
– Мажь уже, – махнул он рукой. – Что за дерьмо ты мне под нос суёшь? – возмутился он, как только я нанесла ему на лицо ещё кашицы.
– Это бадяга. Безотказное средство.
– Что за хрень?
– Порошок такой, из водорослей, – сверкнула я знаниями, почерпнутыми из интернета. – Сидите, пусть высыхает. А я чай заварю. Потом смоем и другой компресс сделаем.
– Ты серьезно считаешь, что водоросли и картошка мне как-то помогут? Этому нынче в финашке учат?
– Славику же всегда помогало, – уверенно солгала я и скрылась на кухне.
Очень тянуло рассмеяться вслух. Зеленая и опухшая начальственная физиономия с пробивающейся через эту зелень щетиной смотрелась весьма живописно. Но я держалась изо всех сил, понимая, что самолюбие Ищенко вряд ли выдержит такой удар. И пациент может наотрез отказаться от дальнейшего лечения.
Вернулась я с чаем, плетенкой и чистой водой, чтобы смывать следы своих экспериментов. Михаил Петрович терпел, как партизан, но на каждое моё прикосновение сыпал колкостями. Я делала вид, что тех колкостей не замечала.
В ожидании смены компресса, я тихонько хлебала чай. Шеф занимался тем же. Хотелось спросить, за что он вчера меня поблагодарил, но я упорно затыкала рот булкой, опасаясь сморозить глупость и пошатнуть нынешнее спокойствие.
Когда хлебобулочное изделие уже стояло где-то поперек горла и пришла пора новой примочки, начальник вдруг спросил:
– Как там преза-то?
От неожиданности я вздрогнула, неосторожно надавив на свежую гематому. Начальник ответил мне набором отборных ругательств. Я и не подозревала, что люди с двумя высшими образованиями так могут!
– Нормально, – ответила я и вручила шефу завернутый в марлю лук.
Михаил Петрович послушно приложил отнюдь не благоухающий компресс к разбитой скуле.
– «Урал-фудс».
– Что? – переспросила я, не веря своим ушам.
– «Урал-фудс», – устало повторил босс, – компания, о которой нужна преза. Считай, что я тебе помог. Больше помощи не жди.
– Спасибо, – искренне ответила я, понимая, что если бы не Костина доброта, эти пара слов были бы слаще для меня любого мёда. – Давайте поменяем. – Я дотронулась до компрессов.
– Много осталось? – простонал Ищенко, возвращаясь к привычному недовольному тону.
– Ещё свекольно-картофельный, а потом капустный.
– Может, лучше я сразу голову в борщ окуну? Заканчивай страдать ерундой и топай домой.
– Ну хотя бы свекольно-картофельный, – заискивающе протянула я, мысленно пожелав шефу в том борще утопиться. Вот же человек: ты ему помогаешь, а он ещё и недоволен.
– Ладно. Свекла – и ты оставишь меня в покое.
– Хорошо, – покорно кивнула я, понимая, что на большее начальник не согласится. – Только пообещайте, что на ночь намажете синяки «Спасателем», а ссадину обрызгаете «Пантенолом».
– Какая же ты приставучая, Почучуй. Ладно, всё сделаю, только отстань.