– Ищенко, – гордо ответила я, пропуская вопрос о нормальности. Как раз она вызывала некоторые сомнения. Чего только утренняя «колбаса» стоила.
– Круто, – задумчиво протянул Слава. – Говорят, он – спец, которого ещё поискать. Повезло тебе, Тайка.
– Повезло, – подтвердила я, снова покосившись на пакеты. – Лучше, Слав, расскажи, как домой съездил. Моих видел? Так по маме соскучилась – сил нет.
– Что дома, Тайка? Всё, как обычно. Вроде город, а вроде деревня. С твоими всё хорошо. Тётя Наташа расстраивалась, что ты не приедешь. Но она тобой гордится. Всё же дочка у неё – студентка, комсомолка, спортсменка, – задорно рассмеялся друг. – Ну вот и пришли, – подытожил он, остановившись у стеклянно-бетонной глыбы «Эвереста». – Я тебя вечером с работы встречу – тогда и поговорим. Позвонишь, как освободишься?
– Позвоню, – я согласно кивнула Славе.
Нечаев отобрал у меня кофе и лёгкой трусцой перебежал через дорогу. Совсем рядом, практически напротив, высилась высотка-близнец той, в которой теперь работала я. Понаблюдав, как друг исчез в её недрах, я со вздохом взялась за пакеты и… замерла под пристальным взглядом стоявшего на крыльце Михаила Петровича. Начальник задумчиво пускал ровные кольца дыма в окружении таких же дымящих коллег и выглядел недовольным.
– Почуева, а чё так долго-то? – встретили меня вопросом в лоб. – С хахалями гуляем в рабочее время? Нечем заняться? Так я найду. Пошли, – бросил Ищенко и, кинув бычок в урну, выхватил у меня чудом не порвавшиеся пакеты. И, едва ступив через порог, чуть не распластался по сверкающему чистотой полу.
– Черт бы побрал тетю Люсю! – выругался босс, оглядываясь назад. Моё лицо выражало максимально доступную, учитывая рвущийся наружу смех, степень сочувствия. Удовлетворившись увиденным, шеф в очередной раз скомандовал: – Ну! Не стой, Почучуй! Движение – жизнь.
Задумавшись над философским изречением, я пожала плечами и послушно потопала следом. Как бравый солдат за генералом, ведущим отважный полк в бой.
Генерал, к слову, не прекращал сыпать указаниями. Не успели мы войти на деск, как он уже поручил мне раздать хлеб и рыбу, то есть бигмаки и картошку, охочим до фастфуда трейдерам, занести стопку тикетов в бухгалтерию и принести договоры от юристов.
– Слушай внимательно, Почучуй! Два раза повторять не стану. И очки протри, чтоб хорошенько рассмотреть, что берёшь и кому даёшь. Вот это, – Ищенко протянул мне толстенную папку, – отдашь девочкам-бухгалтершам. Вот эти, – вторая папка легка поверх первой, – оставишь для нашего финансового у его секретарши. У Германа возьмёшь договор по брокерке и пулей ко мне. Поняла?
– Поняла, – машинально ответила я. Ещё бы сообразить, кто такой Герман...
Спрашивать было боязно, и я решила, что разберусь по ходу. Вот очки оставались проблемой: так и не обзаведясь бархатистой тряпочкой, я мыла их по старинке, под краном с мылом.
– Ты ещё здесь? – рявкнул генерал, в одну секунду самолично повысив себя до звания верховного главнокомандующего, и я поспешила скрыться от недовольного взгляда.
Теперь руки оттягивали тяжёлые папки. А завтрашнее утро, после марафонского забега с пакетами и марш-броска по территории «Эвереста», обещало мне близкую встречу с крепатурой. Ох, зря я пренебрегала утренней зарядкой! Знать бы раньше, что работа в финансовой сфере связана с такими физическими нагрузками...
Или это только мне достался начальник-зверь, не способный проявить ни чуткости, ни понимания? А, может, это у него воспитательная манера такая? Собственный метод тренировки стрессоустойчивости? А что? Колебания на рынке кого хочешь до седых волос доведут, а после такой стажировки ко всему начнешь относиться с нерушимым спокойствием познавшего дзен буддиста. Хотя от самого Михаила Петровича спокойствием и не пахнет. Но, скорее всего, у него не было такого учителя, как он сам...
Занятый приумножением чужой, а заодно и собственной, прибыли начальник даже не заметил моего возвращения, пока я с грохотом не обрушила принесенные папки на обиженно скрипнувшую столешницу.