Теща аж растерялась от такой важности.
– Ладно, ладно… А чего ты не ешь?
– В ресторане завтра поем. Севрюжины с хреном! – Рогов положил вилку с сарделькой на тарелку и отправился спать.
Теща посмотрела на Федора Ильича:
– Что-то не то с нашим Васькой.
– Не то, – согласился тесть. – Севрюжину с хреном… эх… и без водочки? А он же не пьет!
Отксерить два миллиона рублей – примерно как «Войну и мир». Две тысячи купюр.
Старший лейтенант Любимов, боевой офицер, десятки успешных задержаний, рискованные операции, когда грудью на пулю, сотни раскрытых убийств… уже третий час ксерокопировал чужие деньги.
Злился на себя, что уговорил вчера Рогова одолжить выигрыш. Проще было еще час повисеть на телефоне и уговорить какой-нибудь банк на доллары или лучше на евро. Сильно меньше бы ксерить пришлось.
На Рогова тоже злился – его же бумажки. Понимал, что несправедливо злился, но ничего с собой поделать не мог.
А тут еще Виригин:
– Жор, ты быстрее можешь? Время в обрез.
– Сам бы попробовал, – огрызнулся Любимов. – Легче двух рецидивистов заломать, чем…
– Надо еще понятым расписаться, – сказал Виригин.
– Так пусть начинают…
Рядом вертелся озабоченный Рогов, дергал всех за рукава:
– Макс, ты с ОМОНом договорился?
– Ты уже спрашивал, Вася… Со всеми договорился. Не переживай.
– Тебя бы на мое место, – надулся Рогов.
На ветровом стекле у Черткова болталась игрушка-талисман: черно-белый пухленький медведь панда, Эмблема Всемирного фонда дикой природы.
Года три-четыре назад Чертков вдруг увлекся этими удивительными животными, увидев их на «гастролях» в Московском зоопарке. Поразительное сочетание ловкости и неуклюжести, силы и добродушия. Умиляло все, даже изготовленный китайскими владельцами зверей плакат с комментариями, полными прелестных ошибок.
Чертков толкнул пальцем панду – игрушка закачалась.
Помнится, он тогда даже не поленился и переписал текст комментариев на бумажку и долго-долго возил с собой в бардачке, веселя друзей и знакомых. Ну-ка, ну-ка… Чертков нагнулся к бардачку, выловил там старую барсетку, порылся в ненужных бумажках. Точно, вот оно!
«Свойство и настоящее Гиганской Панды.
Гиганские Панды сидят в бамбуковой роще горов с 2000 до 3500 метров высоты над уровнем моря. Днем и ночью самастоятельно жить без постоянного места. Перпендикулярно переселиться по сезонную. Зрение и слух плохо. Обоняние хорошо. Умение лезть. Можно плавать. Есть бамбуковые пластинки, жерди, побеги. Иногда есть маленькие животные, яйца птиц.
В весении сезонне вести копуляцию. Беременность около четыре месяца. Каждый раз родить один или два деденыша. Когда 6 или 7, пол созрел. Продолжительность жизни около 20 лет. Настоящее дикорастущие Гиганские Панды около тысяча. Искуственно кормить 127.
Б) Перспектив.
Гиганская Панда, станная вселенным естественным наследством, уже шла за границей, люди чрезвычайно заботятся о состоянии Гиганской Панды Специалисты некоторых международных групп защищения дикорастущего живетного с китайскими спечиалистами уже ведут изучение защищения и развится Гиганских Панд. В двадцать первом веке мы твердо уверены, Гиганские Панды и человечество вместе будут процветаться».
Читал эту прелесть Чертков не в десятый и, наверное, даже не в двадцатый раз, но не уставал смеяться.
Замечательный документ… Ну где же эти оперативники с деньгами? Алексей Дмитриевич глянул на часы. Еще пять минут.
Тогда, в Москве – нахлынули вдруг воспоминания – Чертков загорелся идеей: привезти гигантских панд в Петербург. Купить их невозможно – нереально до́роги – но вот так, как в Москву, на полгода или на год… Вернувшись домой, развил бурную деятельность, сдружился с зоопарком, стали вместе искать спонсоров, сколько-то денег пообещал Смольный…
Но сразу проект не склеился, а потом появились другие дела. Стало постепенно ясно, что при новой власти чиновничеству, в обмен на лояльность, предоставляется почти неограниченная свобода воровать: и надо было торопиться, пока власть не сменилась, обеспечить себе старость.
«А я даже машину четыре года не менял», – горько подумал Чертков. Бумажку сложил не в бардачок, а в бумажник: надо дать секретарше набрать на компьютере.
Тут появился Рогов. Все в том же жутком джинсовом костюме: переодевается он хоть иногда или нет? В который раз они сели рядом… И снова Рогов справа…
Василий стал объяснять, как работает кейс:
– Здесь микрофон, здесь радиоизлучатель, а это камера. Глазок не закрываете.
– Все понял, спасибо, – поблагодарил Чертков. Голос он постарался сделать «сдавленным» – по роли положено волноваться.
– Торгуйтесь, – советовал Рогов. – Дескать, пока сына не отпустите, деньги не дам.
– Пока сына не отпустите, деньги не дам, – повторил Чертков. – Постараюсь…
– Тогда удачи, – хрипло произнес Рогов.
– И вам тоже…
Пока ехали на стрелку – в двух смыслах: на стрелку Васильевского острова и на «стрелку» с бандитами, – Чертков внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Да, машина хоть и набита операми под завязку, но одна. Лопухи.
Обещали, правда, еще автобус ОМОНа, но в намеченном Чертковым плане обширные боевые действия не предусматривались. Все должно произойти изящнее…
Да, вон он, автобус ОМОНа. Внутри не менее двадцати громил.
«Молодец, Леха, – сказал себе Чертков. – Изрядный поднял шухер. Теперь надо доигрывать. А то растопчут со злости».
И, сам того не сознавая, усмехнулся.
– Чего он лыбится-то? – удивился Любимов.
Вместе с Роговым, сидящим за рулем, Виригиным, Стрельцовым и Семеновым он внимательно следил за монитором, на котором шла прямая трансляция из машины Черткова.
– Нервный тик, – пояснил Рогов. У него у самого был сейчас именно такой тик.
– Внимание! – перебил его Семен.
К чертковской «ауди» подошел молодой человек приятной внешности, но с несколько брезгливым выражением лица. Такой эффект, возможно, возникал из-за жевательной резинки, которую энергично осваивали скулы незнакомца: он так был поглощен процессом жевания, что, казалось, плевал на весь остальной мир.
– И все? – не понял Любимов. – Он один?
Даже не оглядевшись, парень спокойно забрался в автомобиль Черткова. Сел туда, где только что сидел Рогов. То есть понятно было, что именно туда он и сядет, но Рогова это почему-то дополнительно напрягло.
Понятно почему: его сейчас все напрягало.
– Семен, снимай, – почти крикнул Вася.
Семен, понятно, и так уже снимал. Выдвинул объектив на своем супероперативном спецфотоаппарате. Раздались сухие щелчки.
– Дай я… – Рогов вдруг полез к фотоаппарату.
Любимов молча шлепнул его по руке.
– Занимайся своим делом, Вася! – посоветовал Семен.
Дело у Рогова сейчас одно было: сжимать в злобе и нетерпении кулаки…
Чертков молча достал из-под ног и положил на колени кейс с деньгами. На секунду мелькнуло ощущение «дежа-вю». Именно из этого кейса и именно те же самые два миллиона он уже отдавал – только не Балашову, а его начальнику.
– Привез? – безразлично спросил Балашов и выплюнул жвачку в окно.
– Где мой сын? – вскинул голову Чертков.
– Сперва бабки, – также спокойно сообщил Балашов.
– Стаса сначала верните, – Чертков следовал инструкции Рогова.
– Да пошел ты… – вдруг выдал Балашов, вытащил из кармана жвачку, засунул в рот пару пластинок.
И отвернулся к окну, интенсивно работая челюстями. Глазел на странную свадьбу, приехавшую к Ростральным колоннам. Гости как гости, машины, как положено, в лентах. Но вот только невеста – в ярко-лиловых фате и платье, а жених – в полосатом, серое с черным, костюме и в котелке. Вылитый мистер Твистер.