— Расскажешь? Он причинил тебе боль?
— Нет, напротив. Расскажу. Виски будешь?
— Нет, спасибо. Одному из нас нужно сохранить трезвую голову. А тебе сегодня досталось. Может, присядем?
Я согласилась с доводами дампира. Устроившись с ногами на отделанном бисером и шитьем диване, я немного помолчала, настроившись на воспоминания, и начала рассказывать.
Поспешно собравшись, я выскочила из гостиницы. Я могла бы взять машину, не беспокоя Джокера: запасной комплект ключей у меня был. Но привлекать к себе внимание не хотелось, такси казалось мне идеальным решением. Быстро добравшись до Собора Святой Ребекки, я попросила водителя подождать и направилась к месту встречи. Отец меня уже ждал, замерев на скудно освященном пятаке площади, упирающейся в запущенный парк. В Старжвидке было не так много мест, за которыми не следили. Близость к столице заставляла город наводить лоск. Уединенность Собора была нам на руку.
— Рад видеть тебя… Каталина, — произнес отец, улыбаясь уже без той приторной сладости, что вызвала мое отвращение в бальном зале.
— И я тебя… Рик, — отозвалась я, останавливаясь в нескольких шагах от него. Откровенно говоря, я сильно нервничала, не понимая, как мне себя вести. Радость от встречи была вполне искренней, но я отдавала себе отчет, что эмоции отца могут отличаться от моих. Я никогда не была идеальной дочерью, а уж последний мой кульбит и вовсе лежал за гранью добра и зла. Родители имели все основания гневаться на меня.
— Я не видел тебя девятнадцать лет, — медленно произнес отец. — Мне до чертиков хочется хорошенько придушить тебя. В объятиях. Но, боюсь, не в этот раз.
Я слабо улыбнулась, с теплом вспоминая его привычку любую ситуацию воспринимать с юмором.
— Боишься утратить контроль?
— Боюсь лишних глаз. Я редко бываю в Старжвидке, не уверен, насколько здесь безопасно. А ты тут еще и по делу, как я понимаю, — папа склонил голову и внимательно осмотрел меня с ног до головы. Его яркие зеленые глаза, совсем как у меня, смотрели с лаской и любовью. — В какую же красивую женщину ты превратилась, малышка. У тебя мамина улыбка.
— И волосы мамины, — отозвалась я. — Пришлось перекрасить для поездки. А глаза твои. И скулы. Я скучала, пап. Честно. Вы очень сердитесь на меня?
Отец рассмеялся, заложив руки в карманы распахнутого пальто.
— Ну, когда ты внезапно исчезла, буквально растворившись в городе, я рвал и метал. Особенно когда понял, что исчезновение было полностью твоей инициативой. Обещал притащить домой и выпороть. Но мама не дала.
— Ты написал, что вы меня отпустили… — медленно начала я.
— А, ты думаешь, мне очень сложно было найти тебя в Грожене? Твоего благодетельного кавалера я разыскал через пять дней. Правда, к этому времени мы с мамой уже поняли, почему ты решилась исчезнуть. Узнали про школу наемников, в которую ты поступила. Расстроились. Почему ты нам не сказала, детка? Мы бы дали тебе денег. Не обязательно было… искать другие варианты.
Я отвела глаза, глядя себе под ноги, и задумчиво пнула носком ботинка камешек.
— Я была уверена, что вы не отпустите. Ведь ты так активно готовил меня к роли главы твоего бизнеса…
— Как видишь, я до сих пор неплохо себя чувствую в роли главы. Замена мне не нужна, — пожал плечами мужчина. — Понимаю, ты была подростком, воспринимала все обостренно. Я много думал после о наших отношениях. Полагаю, ты вполне имела право на меня обижаться: я слишком на тебя давил. Мне было страшно, малыш. Страшно пускать тебя в свой мир, неподготовленную. А оградить тебя я не мог: ты находилась в постоянной опасности просто потому, что была моей дочерью. Но это был мой выбор. А ты сделала свой. Главное — мы знали, что ты жива и здорова. А мама напомнила мне, как бросила все, чтобы жить со мной. Потеряла все, что имела. Включая семью, до сих пор не согласившуюся с ее выбором.
Я подняла глаза и прикусила губы, объятая, одновременно, жгучим чувством вины и безграничной благодарностью к их мудрости. Но потом вспомнила о еще одном обстоятельстве:
— Погоди, а как же моя «смерть»? Я, кстати, до сих пор не знаю, как он организовал ее.