— Ну, как, путешественники? С уловом?
— Я бы сказала, средне, — отозвалась я, устраиваясь на переднем сидении. — Поехали. Расскажу по дороге.
За Двурожем мы вновь сменили машину, на этот раз, воспользовавшись любезной помощью Тени. Предосторожности, возможно, были и излишни, но оставлять следы мне совершенно не хотелось. Как бы там ни было, моя Кати была последней, кто общался с Хенеком. Совершенно логично предположить, что нас будут разыскивать. Со стороны подстраховавшего нас по просьбе Драгоша бизнесмена все было чисто: вряд ли проверка включала в себя большее, чем простой телефонный звонок, все же, документы у нас были надежные. Разумеется, в случае вопросов, мужчина бы отрицал все: и свою причастность, и сам факт беседы с кем-либо, и вообще наличие такого сына. Я сомневалась, что вампиры замахнулись бы на столь крупную рыбу. Ради Габриэли — возможно. Ценность же Хенека для зубастых вызывала у меня сомнения.
Домой мы попали лишь к вечеру. Усталость брала свое, да и последствия хмельной и насыщенной событиями ночи давали о себе знать. Я рвалась сразу же отправиться к охотникам, но Гася, мгновенно ответившая на мой звонок, вежливо, но настойчиво рекомендовала мне отложить встречу до утра.
— Никто не тронет твоего Хенека, — успокоила она меня. — Помаринуется немного у нас, ему полезно. Ромек обещал тебе право первой ночи, а от обещаний мой муж не отступается.
Освободившийся вечер я решила посвятить отдыху. А вот дампир, испросив моего согласия, намеревался встретиться с Санькой. В отличие от меня, чувствовал он себя хорошо, да и желание переговорить с другом было вполне понятно, после такого количества обрушившихся на него событий. Мне же одиночество было на руку: помимо настойчивого желания провести вечер в кровати, с чашкой чая и каким-нибудь не слишком глубоким фильмом, я ощущала необходимость подумать. И об отце, и об Ирвине. Если в отношении семьи мне было все более-менее понятно, то произошедшее между мной и учеником требовало осмысления.
Я понимала, что, насколько бы плохим не было мое состояние, я вряд ли стала бы прижиматься к Вину беспричинно, даже во сне. Я принадлежала к той скучной категории людей, что даже с затуманенным сознанием неспособны совершать глупости. Инстинктивный жест тела дал мне больше информации, чем самый глубокий анализ. Каждая деталь того утра была мне приятна. И пальцы Вина, лежащие на обнаженной коже живота, будили совсем не те ощущения, которые соответствуют дружбе. И мое желание поцеловать его, сколь тщательно бы я не внушала себе мысль о благодарности, к ней никакого отношения не имело. Мне было приятно, там, в одной постели с дампиром. И, если бы не ряд обстоятельств, я с удовольствием бы там задержалась. Наш поцелуй в Старжвидке стронул какие-то пласты в душе, позволив проклюнуться чему-то еще, кроме мастерской и дружеской привязанности. Но на любовь мои ощущения тоже не тянули. И в этом-то и состояла загвоздка.
Я прекрасно понимала, каких усилий должна была стоить эта ночь Ирвину. Допускать столь резкое сокращение дистанции впредь не следовало. Из уважения к нему. Все мои эмоции необходимо было задвинуть поглубже, отложить до лучшего момента. Над моей «страстью» к щенкам или молодым наемникам ребята охотно подшучивали, тем не менее, понимая, что я ищу именно секс, без обязательств, без последствий, без привязанностей. С теми, чей статус уступал моему, решать подобные вопросы было проще. Хоть сколько-нибудь продолжительные отношения для меня были возможны лишь с равным. Вроде Драгоша. Я не понимала, как можно строить общение в романтической плоскости с позиции подчинения. Мне такой вариант был неинтересен. Поэтому даже саму возможность думать о Вине как-то иначе, чем о друге и ученике, я не собиралась рассматривать. По крайней мере, до тех пор, пока его обучение не будет окончено.
Прекрасно зная себя и свое свойство быстро загораться и столь же стремительно остывать, я была абсолютно уверена, что, к моменту выпуска, тот слабый интерес, так не к месту вспыхнувший во время нашего пребывания в Старжвидке, угаснет. На данный момент, главным оставалось не позволить Ирвину понять мое состояние, что было весьма непросто: ученик с легкостью улавливал мельчайшие нюансы в моем настроении. Ранить его чувства я совершенно не хотела. И из уважения к нему, и во избежание проблем между нами. Я тяжело вздохнула: мое наставничество неизменно было связано с проблемами, причем, именно морально-этического характера. Я чувствовала, что начинаю уставать. Мне хотелось просто выдохнуть и расслабиться, не задумываясь ни о чем. Что ж, по крайней мере, сегодняшний вечер мог подарить мне хоть несколько часов спокойствия.