Все не то! Хотя, оказывается, время уже давно перешло за полночь.
Устинов выглянул за ворота. Длинная заснеженная улица пустынна, темные силуэты ближайших домиков еле различимы на фойе серого неба. В морозной, настороженной тишине лишь пронзительно и тревожно свистел ветер, гнал, крутил поземку.
Все молча курили сигарету за сигаретой, изредка пытаясь согреться, приплясывали на месте, толкали друг друга плечом. Холод пробирался под пальто, под пиджак, ледяными струйками растекался по телу, стыли ноги.
— Внимание! Я — четвертый,— снова донесся до Устинова голос сотрудника, стоявшего рядом.— Два человека вышли на Соколиную улицу... приближаются...
— Наша улица,— сказал кто-то.— А четвертый далеко отсюда. Кажется, у ©врага.
— Нет, у почты,— поправил другой.
Все, невольно насторожившись, сгрудились вокруг рации.
— Внимание,— вдруг каким-то другим, напряженным голосом произнес радист.— Внимание. Появились еще двое... Узнаю по приметам... Узнаю... Идет Панов... Идет Панов, ребята!.. Догоняют первых... Нет, не догоняют... Интервал двадцать метров... Еще двое появились... Интервал тот же... Пока идет шесть человек... Узнаю еще... Васька Длинный с Тихоновки... в третьей паре... Передаю наблюдение...
Старший по группе отрывисто приказал:
— Занять свои места. Всем. Быстро. Сейчас они будут здесь. Сигнал даем мы.
— А если соберутся вместе? — внешне невозмутимо спросил Глеб.
— Все равно. Рудаков задирается с первым,— это был сотрудник, который стоял за воротами, притворившись пьяным.— Дальше по плану.
— Главное, отсекаем Панова,— внушительно напомнил Устинов.
— Само собой. Быстро, товарищи.
Часть сотрудников скрылась в темноте. Остальные прижались к воротам, пытаясь уловить далёкий шум шагов по улице.
— Рудаков, ты все слышал? — глухо спросил старший.
— Слышал,— донеслось из-за ворот.— Пока их не вижу.
Глеб торопливо нащупал в кармане пистолет и тут же с неудовольствием подумал о том, что он, кажется, еще никогда так не волновался, участвуя в операции. Скажи, пожалуйста, и у него, значит, могут шалить нервы. Этого еще не хватало.
И снова раздался рядом шепот радиста:
— Я — пятый. Принял наблюдение... Идут ко мне... Внимание. Интервал сокращается... Панов идет рядом с высоким, толстым, в серой кепке...
Устинов торопливо произнес:
— Это Гусиная Лапа. Если Панов идет рядом, значит...
— Знаем,— перебил его кто-то.
Старший снова спросил, чуть повысив голос:
— Рудаков, ты их еще не видишь?
— Нет,— донеслось с улицы.
Снова все замолчали. Только радист продолжал напряженно шептать:
— Я — пятый... Остановились... О чем-то говорят... Нет, спорят... Панов спорит с тем, в кепке... Они около дома тридцать восемь... Там проходной двор... Внимание!..— голос радиста внезапно изменил интонацию.— Внимание! Я — первый. Я — первый!.. Группа Воронова... скрытно передвигайтесь к дому тридцать восемь... быть все время на связи... Слушайте пятого... Группе Семенова... занять проходной двор... Помните о Панове... Быстро, быстро...
— Пошли, товарищи,— торопливо сказал старший.— Устинов, ты за Рудаковым по улице. Осторожно только.
Глеб выскользнул за ворота и тут же наткнулся на Рудакова. За спиной он услышал взволнованный шепот радиста:
— Я — пятый... Начинается ссора... Они не хотят идти дальше... Панов ударил...
Они бежали по пустынной, ночной улице, скользили, хватаясь за забор, чтобы не упасть. Глеб неожиданно напоролся на гвоздь в каком-то заборе и даже не почувствовал боли, только ладонь стала вдруг мокрой, и он машинально вытер ее о пальто. В ушах зло, пронзительно свистел ветер, больно резал глаза, обжигал щеки. Оглушительно стучало сердце.
Впереди мелькала спина Рудакова. Поскользнувшись, Глеб неловко упал, цепляясь за забор, но тут же вскочил и побежал дальше.
Впереди возникла группа людей.
Глеб и Рудаков прижались к забору и уже медленно, осторожно стали продвигаться вперед.
Внезапно оттуда, где виднелись люди, раздался отчаянный крик:
— А-а-а!..
Его перекрыл другой:
— Своих бьют!
— Скорее,— задыхаясь, произнес Глеб и вырвался вперед.— Скорее... Это наши...
Группа впереди распалась, люди стали разбегаться во все стороны. На снегу остался лежать какой-то человек.
Прямо на Глеба теперь бежали двое.
Один громадный, в светлой кепке, в пальто нараспашку. Из темноты вдруг проступило его лицо, потное, разъяренное.
Второй, бежавший за ним, вдруг прыгнул в сторону, через сугроб, на мостовую. Рудаков кинулся наперерез, упал ему в ноги, тот нелепо замахал руками и обрушился на него.