— Ну, тогда, значит, животноводом, — неловко выговорилось у него, и верно — не враз, непривычное все же слово.
— А что, в летчики, допустим, пойти не желаешь? Аэродром начнут вот вскоре у нас строить, а? — опять с хитростью прищурился дядя Иван. — Ведь возьми в толк, что в кожане и в хромовых сапожках наяривать станешь?
— Я коров если люблю? — возразил Вовка, себя самого, однако, стыдясь, потому что, по правде-то говоря, летчиком здорово ведь хотелось стать!
Дядя Иван добро его погладил, точно поощрял за верность земле и дому, а Вовка покраснел: ведь получилось же, будто соврал он дяде Ивану про свое истинное желание-мечту.
Наконец дядя Иван обулся, собрался, надел мичманку, под подбородок ремешок выпустив, чтоб не сдунуло при езде фуражку, серьезно, за руку, попрощался и укатил на своем «мотике» к себе на подсобное…
Домой воротился Вовка, когда солнце уже по-доброму склонялось к заходу. Папка только-только с завода пришел, а мамка по дому крутилась. Папка на кухне ел и не обернулся даже, когда он в избу вошел, а мамка поглядела так, будто ничего нынче и не произошло.
— Руки мой и садись, суп еще как раз горячий, — сказала она.
Вовка выскочил в сенки, скинул ватник и сумку, залетел обратно, умылся и осторожно присел к столу. Папка к этому мигу уж есть-ужинать покончил и закуривал.
— Ну, хмырь болотный! — сказал папка и улыбнулся, выпуская дым блестящим после еды ртом. — Мне, думаешь, Ночки нашей не жалко? А еще и как! Думаешь, мы с матерью не переживаем? Хм… Только ты в ней одно живое существо углядел, а я еще и помощника привык в Ночке считать. Пользу. А если сена добром накашивать нельзя? Чем кормиться тогда прикажешь?
— Папка, мамка… простите меня… — зашептал Вовка, кусая губы. — Не буду я больше.
Пока Вовка хлебал, папка все чего-то хлопотал в сенках, то и дело в дом прошныривал да и за порог снова. И Вовка с замиранием сердца прислушивался к его хлопотам. Наконец папка объявил:
— Да скоро ты там, нет? Пойдем-ка по болотам пошарим. С молока как-никак, а на уху пора переключаться!
И Вовка окончательно сообразил, что прощен нынче.
Опять, как и вчера он один, до красного, закатного неба ползали теперь они по протокам, по гладкой вечерней воде, на которой, сухо скоробившись, как на чем-то твердом, лежали первые отпавшие от березок листы. Дымила вдали труба литейки, флажок пожарный полоскался на водонапорной башне, а вдалеке к подсобному выгоняли уже из лесу и казенных коров, среди которых была отныне и Ночка. И опять Вовке думалось, что никогда не сможет он променять на город всей этой родной красоты. Хотелось, конечно, и на летчика выучиваться, чтобы ходить в кожаной куртке на молниях и в блестящих хромовых сапогах. Только вот как этого всего добиваться? Чтобы и здесь за коровами ходить, и на самолетах летать выучиться?..
На причалах в полных уж сумраках повстречались они с дядей Иваном, возвращавшимся в поселок на своем «мотике» с подсобного.
— Ну, Николай, сколь живцов нынче выудил? — спросил он папку, с мотоцикла не слезая, а лишь приглушив его малость, газ скинув. И Вовке при этом подмигнул.
— А и верно, что один живец нынче пошел уже! — откликнулся папка. — Все ж проходы мордешками уставлены.
— Эх, я бы… — тотчас на это заразмышлял дядя Иван. — Я бы сперва всю воду спустил и всю эту няшу торфяную подгреб бульдозерами до песку. Сколь же здесь до песку-то всего будет? Метра два-три? Все б выгреб! Лишь после снова пустил воды. За одно лето-сезон залил бы! Я расходы даже за подсобным своим на сливе-спуске из болот в Хвощевку замерял — ведь даже всего трех только месяцев хватит одним ключам с родниками все залить. А если еще и зимнюю да дождевую воду учесть… Ну вот, после лишь напускал бы в эти озера линя, карпа, карася. Кого хочешь! Город опять же рядышком, а сколько же рыбы тогда изо всех бы этих болотин можно было вычерпывать, а? Да на одной только этой рыбке такое ли еще комплексное хозяйство развернуть можно бы было! Сверхсовременное, похлеще еще какого-нибудь американского-то…
— Эх и утопнешь ты так-то когда-нибудь все же! — улыбнулся папка. — Со всеми такими-то своими мечтаньями!
Но уж дядю Ивана не остановить теперь было нисколечко, и пока они барахлишко свое рыбацкое собирали домой идти да лодку примыкали, дядя Иван все рассуждать продолжал. Все по-своему, конечно. Подолгу. И по-непонятну. Всё — кабы не бы, так выросли во рту грибы… А едва собрались они уходить домой с причалов, дядя Иван тихо предупредил папку:
— Завтра приходи. Деньги точно будут, — и мотоциклу газу прибавил, съезжать готовясь.