Глубоко вздохнув, врач, как мог, успокоил женщину.
— Так или иначе, и если говорить о его физическом здоровье, то да. Худшее позади, и ваш сын скоро поправится. А вот насчёт его памяти… Ясно станет, только после более детального опроса и длительного наблюдения. Но я, в свою очередь, могу вас заверить, что мы сделаем всё, что в наших силах.
Наверное, он имеет в виду, что сходит в церковь и свечку поставит. Обещаний моей семье доктор никаких не давал, ну а я и так понимал, что нет там, в моей голове, чему возвращаться.
Оставшись наедине с доктором, разговор пошёл пободрее. Мужчина вернулся к вопросам, которые как врач должен был задать, начиная от того, как я себя чувствую и что болит, и до тех, которые касались последних событий и воспоминаний. Но как оказалось, о последнем больше пришлось рассказывать ему, чем мне.
Итак, что мы имеем? Мою новую шкурку зовут Ли Су Джин, мне семнадцать лет, и учусь я в выпускном классе. По пути к какому-то там агентству (доктор деталей не знал) попал в аварию. В ней я раздобыл небольшую трещину в голени и черепно-мозговую травму, а именно чуть не проломленный затылок, который пришлось зашивать, выбрив мне волосы сзади. Сейчас там на ощупь была гематома, прикрытая плотным медицинским пластырем и марлей.
Без сознания я провалялся почти сутки, и если в агентство ехал один человек, то теперь на его месте совсем другой.
— Не могли бы вы, перед уходом освободить мою ногу с кронштейна, — указал я на неё.
— Конечно, — с готовностью кивнул он. — Но вам сейчас нельзя много двигаться. Если нужно будет в туалет, пользуйтесь прогулочной рамкой. После травмы головы у вас могут возникнуть головокружения, плюс ко всему вы ещё можете находиться под действием болеутоляющего, так что разгуливать по палате в вашем состоянии, да ещё с травмой ноги нежелательно. На этом всё. Я сообщу вашим родственникам, что они вас смогут навестить немного позже. Отдыхайте.
Дверь палаты закрылась, и я остался один.
Ну и что делать дальше?
Первое, что пришло на ум, было долечиться в больнице и послать весь этот недоделанный исекай к чёрту. Перспектива, жить чужой жизнью и притворяться кем-то другим меня не вдохновляла.
Да и жить одному мне привычней, в прошлой жизни я всегда был один. Родители, ещё когда мне было четыре года, разбились в авиакатастрофе, а родственников у меня не осталось. Авиакомпания, в свою очередь, взяла ответственность за неполадки самолёта на себя, и, посыпая голову пеплом, со всей самоотдачей, ударилась в благотворительность. Вот в один из таких новопостроенных ими сиротских домов меня и заселили. Только назывался он не как-то по-простому, а «Лицей для детей, лишившихся опеки». С этим, как я считаю, мне даже повезло. Гранты на обучение на нас сыпались, словно из рога изобилия. Учись где хочешь, и на кого хочешь. Медицина, питание, образование, всё по высшему разряду, и уже с первого класса мы могли выбрать дополнительные курсы, практически на вообще всё что угодно.
Другой вопрос, — что детям в этом возрасте элитное обучение, как и любое другое, на хрен не сдалось. И в то время я был с ними полностью солидарен.
Ровно до того момента, как на очередном медицинском осмотре мне не поставили диагноз о прогрессирующей мышечной дисфункции. Если, простыми словами восьмилетнему мне, пообещали, что я буду медленно превращаться в овощ. Перспектива, прямо скажем, дерьмовая, но, как оказалось, охренеть какая мотивирующая. После месяца душевных страданий и рефлексии маленький я, стал хвататься за всё подряд. Перепробовав множество курсов и ещё больше отбросив, я остановился на музыке и иностранных языках. Первое мне, в лице ребёнка, просто нравилось. А вот ко второму у меня, как оказалось, были способности. Так что вплоть до окончания школы и поступления на финансовый я исправно посещал эти два курса, ну и с переменным успехом пробовал себя в чём-то ещё.
Потом был выпускной, поступление на финансовый, оформление наследства и перевод с магистратуры, на практику в Канаде, где я и закончил обучение. Позже я там и остался работать, получив должность аналитика в крупной фирме по маркетинговому консалтингу, и уже на новом месте начал хвататься за всё подряд.
Я банально боялся не успеть. Я понятия не имел, куда и за чем гонюсь, где эта конечная точка, чтобы успокоиться, но прогрессирующая болезнь просто не давала мне даже возможности подумать о том, чтобы остановиться. Забавно, что самый большой толчок, к пику моей карьеры дали мне именно те курсы, которые я выбрал ещё во втором классе. Музыка, которую я так никогда и не бросал, и языки. В двадцать пять я уже был руководителем огромного и нашумевшего по всему миру, проекта корейской компании, которая к нам тогда обратилась. А в двадцать семь мой организм сказал своё веское и однозначное — стоп. Так что моим следующим местом проживания стала больница, где части тела стали отказывать один за другим.