— Начальная цена — две тысячи! — провозгласил аукционист.
И не успел он задать привычный вопрос «Кто больше?», как его перебил тучный мужчина из первого ряда в клетчатом костюме:
— Две с половиной!
— Три! — раздался знакомый женский голос от дверей.
Анна обернулась и с удивлением увидела Ольгу Валентиновну, вскинувшую руку.
— Три с половиной! — проворчал старик.
— Четыре! — не сдавалась Ольга.
— Четыре пятьдесят, — робко поддержала дама с вуалью на лице.
— Пять! — рявкнул «клетчатый» так грозно, будто собирался объявить войну всем прочим желающим приобрести статуэтку.
— Шесть! — огрызнулась госпожа Успенская.
— Боже мой, Ольга… — Павел побледнел.
— Семь! — врезался в спор Марк Витальевич.
— Семь пятьсот! — Ольга начала колебаться.
— Семь шестьсот! — Дама в вуали вскинула голову.
— Семь восемьсот! — набычился старик.
— Десять тысяч! — объявил господин в клетчатом, поднимаясь со своего места. — Десять тысяч рублей!
Повисла напряжённая тишина, и тут же аукционист, будто опомнившись, крикнул:
— Десять тысяч раз!.. Два!.. Три!.. Продано! Статуэтка Гекаты уходит господину в клетчатом костюме из первого ряда!
Раздались аплодисменты, будто данный господин сотворил некое чудо. Анна же оглянулась, чтобы увидеть Ольгу, но та уже исчезла, будто её тут и не было.
Павел Евгеньевич сидел, хмурясь и потирая переносицу.
— С вами всё в порядке? — уточнила Анна.
— Да… Да, вполне. В целом я даже рад за господина и его покупку, но Ольга… Она же не собиралась сюда.
— Почему бы и нет? Наверняка ей просто стало одиноко, — предположила Анна, и Успенский, нехотя, кивнул.
Ещё пара лотов ушла без ажиотажа, и аукцион завершился. Павел попросил Анну подождать его, а сам подошёл к Марку Витальевичу:
— Ну, видите? Никакого Шекспира. Зато Пушкин теперь будет стоять у меня в шкафу, рядом с «Уникальным Парагорском».
— Радуйтесь себе, господин Успенский, — проворчал старик. — В другой раз непременно привезут Шекспира, и я его куплю, даже если за это придётся отдать дочкино приданое!
— Суровый вы человек, — хмыкнул тип с напомаженными усиками. — Удачного вечера, господа, и всех — с наступающим Рождеством!
Все раскланивались друг с другом, а те из участников аукциона, кто стал обладателем той или иной вещи, отправлялись подтверждать сделку и вносить оплату.
Анна же, ожидая Павла Евгеньевича, по привычке разглядывала сквозь магический прищур окружающих. Один из пришедших — невзрачный мужчина в сером костюме — стоял подле сцены, будто присматриваясь к чему-то. Глянув на него, Анна заметила магическое свечение ауры, и в тот же миг господин, словно подтверждая её теорию, вскинул руку и точными выстрелами пульсаров поразил служащих, охранявших дверь в кабинет.
Однако что бы он ни замышлял, осуществить задуманное ему не удалось. Словно тень из-за колонны на него выпрыгнул Демид, одновременно ударив магическим разрядом. Не ожидавший такого злодей едва успел увернуться, но Анна видела: разряд всё же задел его руку, и та вмиг повисла как неживая.
Но кем бы ни был этот господин, сдаваться он не желал. Пнув нападающего на него Демида, он кинулся вперёд, расталкивая опешивших гостей. Не задумываясь, Анна бросилась ему наперерез и почти ухватила за край сюртука, когда на неё налетел Марк Витальевич. Старик взмахнул руками, точно курица, и, попав Анне по щеке, помешал остановить нападающего.
— Ох, что же это, что же! — кричал Марк Витальевич, кружась на месте и заполняя собой проход.
Подоспевший Демид оттеснил старика, и Анна кинулась вперёд. Однако, когда она выскочила на улицу, незнакомца и след простыл. Рядом с ней остановился Демид. Потирая бок, он огляделся и, зло сплюнув, ушёл обратно в зал.
Анна же, не желая возвращаться в толчею и суматоху, медленно дошла до паровой машины Успенского, зачерпнула снег и, приложив к щеке, по которой пришёлся удар от старика, вздохнула. Даже один вечер ей не удалось провести без приключений. Впрочем, разве не об этом она размышляла?
Меж тем гости аукциона принялись расходиться. Выбежал и Павел Евгеньевич:
— Анна, с вами всё в порядке? — Он кинулся к ней, пытаясь взглянуть в лицо. — Я слышал крики, служащие ранены… Я так испугался за вас!
— Всё в порядке, — заверила его Воронцова, отряхивая от снега перчатки. — Так… небольшая пощёчина от мироздания.
— Я не понимаю, — растерялся Успенский.
— Просто отвезите меня домой, — попросила Воронцова и села в машину.
Глава 2
Прошел всего один день после того досадного случая, но он уже забылся Анной, как сущая ерунда, уйдя в тень бесчисленных хлопот их маленького детективного агентства, когда минувший аукцион напомнил о себе самым неожиданным образом…
От окна тянуло холодом, Воронцова поежилась, но не отошла — уж больно красиво падали большие хлопья снега, словно природа решила украсить Парогорск к празднику. Интересно, чем сейчас занят Павел Евгеньевич? Вдруг тоже думает о ней, прямо сейчас, в эту секунду? От этой мысли даже стало теплее, но Анна тотчас одернула себя. Будто маленькая девочка, право слово. На службе надо думать о службе, а не отвлекаться. Впрочем, свою неуёмную энергию вроде и некуда было приложить. Хлопоты хлопотами, но как будто новых больших дел и не намечалось. Даже закоренелые преступники предпочитают отмечать праздники, а не заниматься лиходейством. Что же до бытовых преступлений, которые зачастую волнообразно возрастают в праздничные, пусть даже и в такие светлые дни, то это забота полицейского участка, а не маленького агентства «Порфирий, Воронцова, Буянов».
Воронцова отошла от окна, вполуха прислушалась к ожесточенному спору между Глебом и Порфирием. Словесная баталия шла ни на жизнь, а насмерть — выбирали куда сегодня пойти отужинать. Анна с улыбкой подумала, хорошо, что кот не носит головные уборы. А то он до того ярился, доказывая, что идти надо к «Смирновым» на рябчиков в сметане, топорща усы и щеря маленькие белые клыки, что явно готов был хлопнуть картузом об пол и топтать его ногами, не в силах мириться с вариантом «К Перовскому, на пироги с рыбой».
— Вечно мы по вашему поступаем, — пустил в ход последние резервы Буянов. — Никаких компромиссов.
Анна с усмешкой покачала головой. Раз в дело вступили такие отчаянные аргументы, все прочие доводы уже растрачены.
— По моему? — Порфирий задохнулся от возмущения, аж присев на задние лапы и глянул на Воронцову, будто ища у той поддержки против такой бесчестной клеветы. — Да моё мнение никогда не учитывается! Только что не умоляю его бросить жалкую подачку, хоть корку хлеба сухую, хоть понюхать тех восхитительных рябчиков, а он… А о-о-он!..
И тут в дверь робко постучали.
Глеб с Порфирием тут же оборвали перепалку, придав себе самый благонравный вид, как уважаемым серьезным частным детективам, не забыв быстро обменяться напоследок суровыми взглядами.
— Войдите! — громко сказала Анна.
В кабинет зашла маленькая женщина в сером платье. Тонкая, будто спичка, черные волосы, уже щедро серебрящиеся сединой затянуты в строгий пучок на затылке. Глаза раскраснелись, нос немного припух. Возможно плакала прямо перед дверью, долго пытаясь найти душевные силы, чтобы постучаться.
— Прошу, присаживайтесь, — сказал поднимаясь Глеб и указал рукой на кресло.
Гостья села на самый краешек, словно готовясь в любой момент броситься прочь или опасаясь, что прогонят и надо будет уйти поскорее. Скрестила сухие ладони на коленях. Судорожно сглотнула, но не сказала ни слова.
Глеб и Анна обменялись недоуменным взглядами.
— Здравствуйте, — мягко спросила Воронцова, — как вас зовут? Чем можем помочь?
Гостья открыла рот, сделала нервный вдох, чуть не сорвавшийся во всхлип, достала из сумочки белый платочек, промокнула им уголки глаз. Но снова ничего не ответила.