— Никто вас не повесит, — отчеканила Воронцова, явно не оценившая чёрную шутку.
— Всё, госпожа полицейская, время, время! — забасил конвоир.
— Держитесь, — сказала ему на прощание Анна Витольдовна и вышла из камеры.
Лязгнул замок, будто затвор винтовки, и Глеб остался один.
Глава 20
Надежда на то, что Анна вернётся в тот же день угасла, когда принесли скудный ужин. Жрать хотелось до одури. Но Глеб не рискнул, отвернулся к стене, повыше натянул одеяло и попытался уснуть, в расчёте, что так время будет течь быстрее.
Следующий день прошёл в нетерпеливом ожидании. Трижды чья-то рука ставила чашку с баландой и трижды забирала. Гулять его не выводили, да Глеб и не рвался. Хотя в каменном закутке, где казалось стены начинают сжиматься, находиться становилось всё тяжелее, он не жаловался. Хотя бы потому, что и жаловаться-то было некому, а разговаривать с самим собой он не собирался, не свихнулся ещё покамест.
Начальница появилась к обеду третьего дня. По её хмурому лицу Глеб понял: хороших новостей нет.
— Добрый день, Глеб Яковлевич. — Она зашла в камеру, провела взглядом по скудной обстановке и аккуратно присев на край нар, поставила рядом тюк с вещами. — Вот, принесла вам кое-что, как и просили. Консервы, правда, забрали, сказали что нельзя, поэтому только хлеб и вяленое мясо. Не знаю на сколько вам хватит.
— Звучит так, словно надежды на освобождение в ближайшее время нет, — криво улыбнулся Глеб.
— Звучит так, словно всё плохо, — согласилась Анна. — Письмо перепроверили, результат тот же. Правда, на найденном ноже следы ауры того человека, которого вы убили в своём подъезде.
— Ну вот, это же хорошо, да? — обрадовался Глеб. — Ясно, что не я Андрея Егоровича замучил.
— Ясно, что вы убрали подельника. Которого до этого наняли для убийства, — охладила его пыл Анна.
— Погодите, какого ещё подельника? Он же меня задушить пытался!
— Самооборона, не более. Не смотрите на меня так, это слова Боровова.
— А его следы в публичном доме? — взвился Глеб, ощущая, как невидимая удавка затягивается на шее всё сильнее.
— Совпадение. Каждый имеет право на досуг. — Анна поднялась. — И это первоначальная версия, не удивлюсь, если окажется, что и проститутку вы «заказали». Так что простите, Глеб, пока я не вижу никакого выхода из сложившейся ситуации.
В дверь многозначительно постучали.
— Мне пора. Постарайтесь не умереть до нашей следующей встречи, — попросила Анна и грустно улыбнувшись покинула камеру, вновь оставив Глеба одного.
Опустившись на вонючий матрас, он обхватил голову руками. Морозов постарался на славу, подставил его так, что как не крути, а вина на нём. Но неужели остальные не понимают, что всё это глупость? Тот же Кузьма Макарович, вроде не глупый сыщик, не может же он вот так верить в дурацкую версию о злодействах Глеба?
Он может и не верить. Но против начальства не пойдёт, потому что в противном случае, никто не гарантирует, что сыщик внезапно не окажется соседом Глеба по камере.
Стараясь гнать от себя унылые мысли, Глеб развернул узел, оценить, что ему принесла Анна. Свежую сорочку он надел сразу же, сменив ту, что заляпал кровью незадачливого убийцы на прогулке. Затем накинул на плечи сюртук и впервые за эти дни почувствовал, что согрелся.
Там же нашлась буханка хлеба, правда разломанная на части. Видимо в поисках скрытых отмычек или ножа, но Глеб не обратил на это внимания. Оторвав кусочек хлеба, он принялся жевать его и от удовольствия закрыл глаза. Вот так и начинаешь ценить простые прелести жизни. Тут он вспомнил про вяленое мясо. Развернул тряпицу, в которое оно было завернуто, и, откусив, чуть не заплакал. Жить стало хорошо. Даже тут, даже в такой ситуации. Жаль только, что надолго еды не хватит. А пустят ли сюда Анну в другой раз, оставалось загадкой.
Сообразив, что всё сразу съедать никак нельзя, он с сожалением убрал свою нехитрую снедь обратно в мешок и достал из него книги.
Анна видимо особо не выбирала. Здесь были только томик поэзии и та толстая книга из библиотеки. Глядя на синюю печать на первой странице, Глеб скривился. Да уж, сложно будет Тихону забрать отсюда книгу, похоже, не судьба ей вернуться на родную полку, впрочем, как и ему. От таких мыслей стало гадко и жалко самого себя.