— Который час? — спросил Глеб, задумчиво поглядывая на солнце.
Они с Порфирием уже битый час выжидали, притаившись за углом дома, когда в особняке Морозова начнётся суета. По улице катили редкие извозчики, проносились паромобили, прогуливались парочки, бегали стайки гимназистов, но, слава богу, никто не обращал внимания на мужчину, низкого надвинувшего шляпу на глаза и сидящего возле его ног толстого рыжего кота.
— Без двух минут двенадцать, — лениво ответил Порфирий, помахивая кончиком хвоста.
— Как вы так точно определяете? — спросил Глеб, лишь бы что-то спросить и подавить в себе чувство нарастающей тревоги.
— Это вам, простым смертным, нужны какие-то часы, компасы и прочая ерунда, чтобы выживать, — назидательно ответил Порфирий. — Не приспособлены вы, люди, к выживанию в природе. Не то что мы, коты, венец творения природы.
— Насчет венца полностью согласен, — кивнул Глеб. — Вот ведь не повезло, перенёсся в другой мир и снова стал человеком. А был бы сейчас котом, ел бы тунец, спал бы на коленях какой-нибудь милой вдовушки, а не вот это всё.
— Стать котом ещё заслужить надо…
Порфирий оборвал очередную саркастичную тираду на полуслове. В особняке Морозова началось какое-то движение. Засуетились охранники возле ворот, подкатывали машины, из дома потянулись крепкие мужчины со сломанными носами, спешно грузились в автомобили и куда-то уезжали.
— О, а вот и звоночек поступил, — удовлетворённо прокомментировал Порфирий. — Всё по плану, пока что.
Последним из дома, в окружении четвёрки телохранителей, вышел сам Морозов, пунцовый от злости. Они сели в подогнанный длинный паромобиль и с ревом машина унеслась вдоль по улице.
— На этом, видимо, всё, — кот выгнул спину дугой, потянулся. — Не теряем времени, пошли.
Глеб и Порфирий быстро пересекли улицу, подошли к тому самому месту в ограде, где прутья были пошире. Буянов протиснулся внутрь, а кот прыгнул за ним.
— Постоишь на стрёме? — шепнул Глеб.
— «На стрёме»? — Порфирий хихикнул. — И недели в тюрьме не провёл, а уже такие слова выучил. С тобой пойду, за тобой глаз да глаз.
Глеб быстро прикинул в уме, где должен располагаться кабинет промышленника, куда он уже как-то раз проник. Чувствуя себя так, будто находится под прицелом снайперской винтовки и в любой момент могут выстрелить, подошёл с нужной стороны дома, прижался к стене, осторожно глянул в приоткрытое, на его счастье, окно. В кабинете Морозова никого не было. Глеб мысленно вознёс благодарность к небесам. С его-то удачей внутри можно было ожидать целую роту солдат или что-то ещё в этом роде. Он подтянулся, влез на подоконник и спрыгнул в комнату, а рядом бесшумно приземлился Порфирий.
— Ничего такой кабинетик, — сказал тот, — мне нравится. Жить можно.
— Порфирий Григорьевич, — нервно прошептал Глеб, — давайте острые наблюдения на более спокойные времена оставим?
Он подошёл к большой картине, висящей сбоку от рабочего стола. Вспомнил все шпионские фильмы, которые предупреждали, что там может быть сигнализация, осмотрел под всеми возможными углами, но не увидел за ней никакой лески, или чего-то подобного. Медленно и осторожно, будто снимал мину, взял пейзаж какой-то итальянской местности за раму и снял с крючка. Рубченко не обманул, за картиной действительно была дверца сейфа. Никакой замочной скважины, только блестящая холодной сталью ручка и лимбовый замок — круглый верньер с цифровыми делениями.
— Чёрт возьми, и как мы должны открыть его? — прошипел Глеб.
Он наудачу покрутил верньер туда-сюда, тот отозвался тихим перещёлкиванием, но, естественно, сейф и не подумал открыться.
— А вот об этом раньше надо было соображать, — отозвался Порфирий, уже удобно устроившийся в дорогом кожаном кресле промышленника.
Глеб со злостью ударил кулаком по стене. Не стоило и надеяться, что тут как в компьютерных играх, код от сейфа будет записан где-то в бумагах, нацарапан на стене или окажется днём рождения Морозова.
— Эх, всему-то тебя учить, — проворчал Порфирий, слезая с кресла, на сидении которого оставил следы рыжей шерсти. — Давай покажу, как это делается.
Он запрыгнул Глебу на плечо и навострил треугольное ухо.
— Давай, крути по часовой, только очень медленно. Когда скажу — остановишься и будешь крутить в другую сторону. А сам чтоб ни звука. И дыши потише, сопишь, как конь. У меня-то, в отличие от тебя, нежный острый слух.
Глеб осторожно, словно проводя какую-то хирургическую манипуляцию, начал поворачивать верньер. Когда вверху оказалась цифра «сорок пять», Порфирий резко дёрнул ухом.