- Вы про снимок или про сам аппарат? И то, и другое видел.
- А правда, что магическое медицинское сообщество ввело этот прибор в использование?
- Правда. МРТ ещё и УЗИ. Они их немного изменили, но применяют повсеместно.
- Не нравится мне это… - Монах прикрыл глаза, водя ладонью над сердцем Кирилла. – Плохо. Ох, плохо…
Лицо у спящего приятеля было безмятежное. А монах, так охал, будто это предсмертное просветление, а не конская доза магических медикаментов.
- Совсем никуда не годится. Приподними-ка его аккуратно. Вот так, сейчас забинтуем.
- Что с ним? Ушиб сердца?
- Ты чего, хранитель. У него синяк, пара трещин, чуть легкое зашиб. Ничего страшного. Тугая повязка и покой. А не годится никуда наша медицина. Они чувствовать перестали. Руками работать разучились. А руки лучше любой машины. И видят, и чувствуют. Особенно, когда ты не просто врач, а когда ты лекарь. Посмотрим твою подругу. Неси сюда столик, сделаем примочку.
Пока монах готовил примочку для Тины, Бьёрн три раза сбегал через двор за водой – первые два раза вода была не та – монаху требовалось какое-то конкретное ведро, но цвет ведра Мастер Мун в упор не помнил, а воду оценивал на вкус.
- Она! – посветлел лицом монах, когда мокрый Бьёрн в очередной раз поднёс монаху ведро. – Возьми спиртовку и согрей мне кружку.
- А…
- Только на огне!
Бьёрн приподнял в защитном жесте руки и усмехнулся. Маленький монах с обезьяним личиком оказался наполнен таким достоинством, что не подчиняться его указаниям не приходило в голову.
Спиртовка нашлась в замаскированном под стену шкафчике, там же прятались кружки и миски. Найдя эмалированную посудину, сомнительной чистоты Бьёрн хотел помыть тару, но монах не дал.
- Оставь как есть, это хорошая грязь.
В мире Бьёрна вся грязь являлась плохой. Но спорить с монахом анимаг не решился, поэтому «хорошая грязь» осталась невредимой.
- Сильный колдун. Местный. Страшные у тебя враги, хранитель.
- Ты узнаешь его?
- Нет, что ты. Я узнаю духа места. Он поддерживал того колдуна. Но она сильная девочка.
- Она взяла его душу, сдвинула её…
- И это могло быть ей не по силам. Маленькая она для видящей. Ей бы лет десять ещё, чтобы дух окреп. Она твоя? – сурово спросил монах.
Бьёрн замялся.
- Ещё нет. Но… будет.
- Это хорошо. Хорошо, что она не одна. Хуже со второй твоей подругой.
- Вы же даже не смотрели.
- И не буду. Ничего не могу сделать. Я не видящий, я позову видящего, и мы поговорим. Сегодня его нет в обители. Он ушел говорить с духами. А теперь, хранитель, снимай свитер. Я вижу, что укус на твоём плече болит и пухнет.
Когда старый монах ушел, Бьёрн осознал забавную странность. Они говорили в полный голос, горел яркий свет, грохотала посуда, Кириллу зашивали распоротую руку. Бьёрну промывали укус, и он орал, потому что терпеть оказалось невозможно. Но ни Тина, ни Кир не проснулись. Зато стоило Мастеру Муну задвинуть за собой створку двери, как Тина завозилась.
Бьёрн пододвинул вплотную вторую подстилку, лёг рядом и уткнулся носом в теплую шею.
- Ты куда-то ходил? – сонно поинтересовалась Тина, прижимаясь плотнее.
- Уже вернулся. – Прошептал Бьёрн в бархатное ушко. – Уже вернулся.
Утро светилось. Солнце лежало на горах, вызолотив кедры, река в долине сияла переливами, на противоположном склоне безбоязненно паслись косули. Местная братия встала затемно, послушники уже пилили на дрова поваленные шквалом деревья. Кирилл, пивший кофе во дворике, ехидно предположил, что это местная норма заготовки дров.
- А кофе где берут? - спросила Тина, зевая.
- Завтрак ты проспала, но на кухне есть кипяток, а кофе я наш заварил.
- Как ты? Болит?
- Ага голова. Я вчера с обезболивающим переборщил.
- Папины запасы задействовал? – хмыкнула сестра. – Где кухня?