Андрей достал с полки чистую одежду, прихватил любимые домашние джинсы и отправился в ванную, где уже не было слышно шума льющейся воды. Он вошёл и, чуть склонив голову на бок, оперся о косяк, любуясь Ксенией.
Она, всыпав в воду изумрудно зелёную соль для ванн, болтала тонкой рукой в воде, присев на край. Волосы закрывали лицо, зато открывали часть шеи и спины, не скрытой футболкой. Предательские мурашки побежали по его спине – так хотелось прижаться губами к этой золотистой коже. Но он боялся её спугнуть, боялся почувствовать снова это машинальное напряжение, которое всегда возникало, едва он её касался.
-Ой, ты уже здесь? – она встала, поворачиваясь к выходу, собираясь идти за ним.- Давно наблюдаешь?
-Угу,- улыбнулся он, глядя на неё именно с тем выражением, которое соответствовало его мыслям.- Ты так соблазнительна, просто не представляешь… особенно в этом месте.
Ксения чуть нахмурилась, потом смутилась, потом неуверенно улыбнулась.
-Ты упахался на работе, так что твои взгляды сейчас ни к чему. Прими ванну, а я тебе поесть погрею.
Он не успел ничего сказать, сделать, подумать, а она уже прошмыгнула мимо него в дверь и плотно её закрыла с обратной стороны.
На кухне она медленно опустилась на табурет и приложила руку ко лбу, пытаясь унять внезапный спазм в животе и дрожь в ногах. Что за ерунда, в самом деле? Взрослая женщина, а ведёт себя как девица малолетняя. Как-то до сих пор ничто не вызывало в ней такого сильного отклика, кроме его последнего поцелуя. Все знаки внимания Андрея были, в её понимании, больше направлены на то, чтоб её успокоить, дать ей понять, что в его прикосновениях, или даже объятиях нет ничего страшного, что это нечто надёжное, некое укрытие, которое поможет ей обрести равновесие, не боятся, не чураться его. И тут этот взгляд, который не оставлял никакого другого варианта, кроме того, что он означал – неприкрытое желание, вожделение. Ксении понадобилось несколько глубоких вздохов, чтобы прийти в себя. Это было… беспокойно, даже страшно. Правда, взгляд Андрея дополнялся и таким же неприкрытым обожанием, восхищением, и, ни в какое сравнение с животным примитивным желанием её насильников не шёл. Тем не менее, ей стало не по себе. И тут ещё не кстати вспомнился тот единственный из оставшихся в живых преступник. Состояние Ксении вместо того, чтобы прийти в норму, напротив, стало близко к панике. Она прижала руку к губам, словно боялась закричать. В памяти возникли их мерзкие руки, державшие её, прижимавшие к земле, лапавшие её тело. По спине пробежала дрожь омерзения. Она сильно мотнула головой. Да что же это я? Чокнулась что ли? Это же Андрей. Он такой сдержанный, такой терпеливый, такой внимательный. Нашла кого вспомнить в такую минуту. Да его чувства, ни в какое сравнение не идут с тем сумасшествием, которое тогда охватило тех подонков. Что за нездоровая аналогия?
Ксения ещё раз глубоко вздохнула, встала, расправила спину и заставила себя улыбнуться. «Чушь, чушь, чушь. Я ни за что не поддамся больше этим кошмарам. Их уже никого нет. А этот один… подавится. Вот так вот. Я благодарна Андрею. Я его уважаю и … и… неужели люблю? Да нет. Конечно, нет. Но всё же, он очень хороший и не заслужил, чтобы я так паниковала от подобных его взглядов. Он же признался мне в любви, а это и есть масса желаний: желание быть вместе, заботиться, радовать, и обладать тоже».