Выбрать главу

«... без лаборатории принужден только однем чтением химических книг и теориею довольствоваться, а практику почти вовсе оставить и для того от ней со временем отвыкнуть».

Последнее обращение Ломоносов направляет в Сенат, который, наконец, выносит положительное решение в 1745 г. Однако академические чиновники и здесь сумели затянуть дело по формальным причинам почти на три года, и лаборатория была готова лишь в 1748 г.

Несомненно, многие видели выставленный в Музее Ломоносова в Ленинграде великолепный макет этой лаборатории (рис. 203). Это небольшой одноэтажный домик в три комнаты. Построить его было несложно и недорого. И, действительно, на сооружение этого здания было затрачено всего лишь три месяца, а на решение вопроса — строить его или не строить — восемь лет.

Рис. 203. Макет лаборатории М. В. Ломоносова на Васильевском острове

Интересно отметить, что в отстроенной лаборатории часть оборудования была определенно предназначена для силикатных работ. Из девяти печей шесть были предусмотрены для варки и отжига стекол, обжига фарфора, огнеупора и прочих синтетических силикатов.

Очевидно, к моменту отстройки лаборатории ее хозяин уже окончательно выбрал основное направление своих дальнейших исследований. Первые четыре года работы вновь отстроенной лаборатории (1749-1752) — знаменательный период в истории стеклоделии, так как в это время рукой великого ученого наука о стекле выводилась из дебрей эмпиризма на путь логического мышления, на уровень подлинной теоретической науки.

Про это время своей работы над стеклом Ломоносов впоследствии писал, что он проделал в полном одиночестве около четырех тысяч опытов, несмотря на мучившую его болезнь ног.

Так и представляется его массивная одинокая фигура, освещенная красноватым отблеском раскаленных лабораторных печей. Прихрамывая и шаркая туфлями по каменному полу, Ломоносов медленно передвигается от стола к весам, от весов к печке, и опять к столу, и опять к печке... Итак день за днем, месяц за месяцем... Четыре тысячи опытов!

В этот начальный период работы в лаборатории Ломоносов действительно был совершенно одинок; он никак не мог добиться от академических чиновников себе помощника, или, как тогда называли, «лаборатора», для ведения обжигов в экспериментальных печах. Наконец, Шумахер «смилостивился» и на последнюю просьбу Ломоносова, где тот ссылался на большую академическую загрузку словесными науками, отвечает согласием со следующим язвительным примечанием: «...хотя бы г. профессор Ломоносов и никаких других дел, кроме химических, не имел, однако необходимо надобен ему лаборатор или такой человек, который с огнем обходиться умеет, понеже профессор сам того еще не знает, да и упражняясь в теории столь скоро тому не научится. Ежели ему такой человек придан не будет, то он больше сосудов испортит и больше материалов потратит, нежели сколько жалованья приданный ему человек получит, а ничего особливого не сделает».

Чтобы осознать в полной мере громадное значение заслуги Ломоносова по созданию науки о стекле, нужно отчетливо себе представить, что в этом деле он был первым. До него в Европе искусство стекловарения основывалось исключительно на опытных данных и направлялось руками малообразованных практиков, или, как их тогда называли, «арканистов», т. е. знатоков тайн.

Эти люди — последние представители вымирающей школы алхимиков, — нередко совершенно невежественные, но наделенные значительным запасом авантюризма, слонялись по дворам властителей Европы и предлагали свои услуги по части организации того или иного модного производства, например фарфора, хрусталя и т. п. Печальным примером доверчивого отношения к таким псевдоспециалистам может служить эпизод приглашения на русскую службу впоследствии разоблаченного Виноградовым немца Христофора Гунгера, который за большие деньги должен был поставить в Петербурге фарфоровое производство, но оказался круглым невеждой.

На таком низком уровне находился до Ломоносова вопрос об ученых специалистах по технологии стекла. Не лучше обстояло дело и с литературой. Пожалуй, единственным более или менее солидным руководством являлась книга трех иностранных авторов XVII в. — Нери, Меррета и Кункеля, — носившая название «Ars vilraria experimenialis» («Опытное искусство стеклоделия»). Авторы этой книги. последовательно, один за другим ее составлявшие, хотя и были неплохими практиками-стеклоделами, располагавшими значительным рецептурным фондом, но они понятия не имели о подлинно научных методах мышления, не умели ставить систематического эксперимента, не придавали значения количественному учету влияния различных факторов, не изучали зависимостей и не могли делать широких обобщений. Поэтому и их печатный труд не мог служить Ломоносову существенной опорой при осуществлении задуманных им широких научных планов. Таким образом, создавая науку о стекле, Ломоносов работал в одиночестве.