«Думаю, что в торс нужно лить стекло не с ног, а с широкой верхней стороны, так как наверху он кончается скосом».
«Вообще с вашей головой нужно будет поэкспериментировать. (Имеется в виду мой скульптурный портрет, сделанный Верой Игнатьевной в 1947 г. — В. К.). Она была сделана под бронзу, и на ней есть мазок. Может быть, это нехорошо в прозрачном стекле, а хорошо в матовом или смальтовом. А может быть, хорошо окунуть ее в плавиковую кислоту».
«Очень прошу вас ответить на следующие вопросы:
1) на каком металле лучше всего держится эмаль?
2) какая разница между прозрачной и непрозрачной эмалью?
3) можно ли крепить эмаль горячим способом частями, разогревая паяльной лампой?
4) как кладется эмаль, порошком или стеклянной пастой?»
Эти вопросы интересовали Веру Игнатьевну в связи с работой над памятником Юрию Долгорукому, парчовый костюм которого она хотела эмалировать.
Проживая постоянно в Москве, В. И. Мухина никогда не отказывала нам в просьбах принять на себя те или иные хлопоты организационного порядка, связанные с судьбами Завода художественного стекла.
Понятно, что ее общепризнанный авторитет способствовал быстрейшему решению всех вопросов. Она выполняла эти поручения весьма обстоятельно и подробно отчитывалась в письмах. В одном из них она так рассказывает о посещении Министерства легкой промышленности.
«Наше письмо опять расшевелило всех (имеется в виду письмо, которое мы с ней направили в октябре 1947 г. в Правительство о возобновлении прерванной войной деятельности экспериментального цеха. — В. К.).
...Из шести пунктов, нами предложенных, видимо, больше всего беспокоит наше предложение передать завод в ведение Министерства стройматериалов. Сначала был разговор:
— Зачем «Стройматериалы»?
— Потому, что мы ставим задачей не только бытовое стекло, по и архитектурное.
— Можно это разделить между двумя базами?
— Нет. Нельзя. Идея колонны или капители может родиться тут же, у горна, при работе над вазой или графином.
Отвечают, что согласны».
В таком духе изложены подробности очень длинных обсуждений условий восстановления деятельности экспериментального цеха.
Видно, с какой деловитостью и твердостью Вера Игнатьевна умела отстаивать позиции, которые она считала в организации любого дела принципиально важными.
Мухина продолжала с неослабевающим интересом относиться ко всему, что происходило на Ленинградском заводе художественного стекла до тех пор, пока ее не подкосил смертельный недуг. Приближение его она начала чувствовать уже довольно давно.
Так, в одном из писем, полученных мною весной 1950 г., она пишет: «...вот я все-таки свалилась, лежу, переработала, перетрудила сердце. Оно у меня болит. Ослабела. Уложили меня на семь дней, лежу третий день».
И дальше, в письме от 21 ноября того же года:
«К сожалению, мне, вероятно, придется уйти с завода, так как я болею и ездить регулярно в Ленинград не могу».
Через месяц, в декабре 1950 г., в письме, наполненном деловым содержанием, опять проскальзывает грустная нотка:
«Здоровье так себе, «разбитый горшок», как я себя называю. Погода дрянь, темно, полутепло-полухолодно, самые мерзкие месяцы».
И последнее слово о здоровье в письме от 11 ноября 1951 г.:
«Здоровье мое так себе, очень выбивает из колеи вынужденное лежание: от этого мерзкие мысли лезут в голову».
Мне кажется, что та большая организующая и объединяющая роль, которую играла в коллективе Завода художественного стекла Вера Игнатьевна, объясняется не только ее огромным творческим авторитетом, но и душевными качествами ее, как человека простого в обхождении, сердечного и в высшей степени скромного.
Однажды для составления какого-то документа мне пришлось запросить ее о звании, которое она носит (это было еще до того, как она стала действительным членом Академии художеств и народным художником СССР). Она написала мне так: «Никаких титулов особенных у меня нет. Поэтому пишите «скульптор». Меня и так знают там, куда это пойдет».
В предисловии к каталогу посмертной выставки произведений В.И. Мухиной В. Кеменов пишет: «Взыскательность и требовательность В. И. Мухиной к своему творчеству и к советскому искусству отражали чувство ее величайшей ответственности перед народом, который она безгранично любила. Вот почему произведения В. И. Мухиной будут жить вечно. Они являются гордостью советского искусства, искусства социалистического реализма. В их монументальных образах запечатлены благороднейшие черты, мысли и чувства советских людей — строителей коммунизма».