И, что странно, был услышан.
Вероника была своей очередной работе, а я имел возможность в миг все свои дела отложить. Стоило Джиму лишь позвонить, как я уже летел к нему, не понимая, каким идиотом выгляжу и являюсь на самом деле. Был вечер, все пытались вернуть с работу — возникали пробки, а я спустя полчаса умудрился уже стоять под дверью квартиры своего испанца.
Изначально я не видел никакого подвоха. У него был абсолютно трезвый голос, он не шатался, но стоило взглянуть в его глаза… Стекло. Я понял, что Джим был пьян. Я тотчас же вспомнил, как прекрасно ему удавалось это состояние скрывать всегда, особенно если была возможность, например, надеть солнцезащитные очки. Мне стало обидно: неужели я так плох, что обо мне можно вспомнить лишь на пьяную голову?
И, о чёрт, я ошибался.
Джим хотел не вспомнить обо мне, а поиздеваться. Я ждал романтики, каких-то милостей от него, но получил лишь ведро грязи. Он унижал меня, как забитого и неуверенного в себе подростка. Он говорил, что я глуп и наивен. Увы, частично с ним я был согласен, но ровно до того момента, как он решил обосновать свои наезды. Так больно мне не было никогда, ведь я, как оказалось, был неоднократно предан. Джим начал распинаться, как, когда и с кем мне изменял. Как имел после этого его я, а ему было приятно — сам вкус безнаказанности возбуждал его как ничто другое. Он даже умудрился с кем-то переспать в Варшаве.
Я думал, что заплачу, но у меня хватило гордости, чтобы встать и уйти, хлопнув за собою дверью. Я в тот миг распался на две части. Первый я считал, что всё к лучшему, ведь открылись глаза на человека, о расставании теперь думать было не так горько. Другой же я теперь погряз в мутной воде ещё глубже. Я не смог удержать по дороге домой и зашёл в винный магазин, одной бутылкой там не отделался.
По лицу пришедшей после этого с работы Вероники я понял, что выгляжу, мягко говоря, не фонтан. Она обеспокоенно бегала вокруг меня, но после того, как я предложил ей выпить, она расслабилась. Мы долго молчали друг на друга. Я не хотел рассказывать о произошедшем, ведь даже в малость пьяном виде чувствовал себя полным дураком. И чем больше алкоголь бил мне в голову, тем более ярко горело абсолютно глупое желание Джиму отомстить. Я не понимал в тот момент, что ему плевать на меня и мои телодвижения. Мне словно сорвало последний предохранитель.
Вероника рассказывала о чём-то, что её беспокоит, но я уже отключился. Я мог думать лишь о том, что меня волновало, а не кого-то другого. Ровно по тому же принципу стало работать моё восприятие: я слышал и обрабатывал лишь то, что нужно было мне.
Поэтому я не нашёл ничего умнее, чем спросить у Вероники то, что волновало меня, пожалуй, на протяжении уже нескольких месяцев:
— Как давно ты в меня влюбилась?
Я понял, какой бред я сморозил лишь после того, как увидел её реакцию. Вероника явно смутилась. Её щёки вмиг загорелись ярким румянцем, после чего мне показалось, что покраснела она целиком. Моя дорогая подруга опустила взгляд в бокал с красным вином, явно не находя ответа. Я хотел извиниться за свой бестактный вопрос, но Вероника со своим ответом не дала мне даже открыть рот:
— С Варшавы.
И тут я понял, что влип гораздо раньше, чем думал. Я посмотрел на девушку, а она по-прежнему сидела с опущенным взглядом. Я ждал вопросов из разряда «а как ты понял» или «неужели это так заметно», но мои ожидания не оправдывались. Нависла тишина. Она давила, угнетала. Я пожалел о своём вопросе не меньше сотни раз. Мне казалось, что пора начинать собирать чемоданы. Я был пьян, но готов заказать билет обратно в Италию. Я знал, что мне названивает пьяный Джим: приходили уведомления, ведь номер его лежал в чёрном списке.
Когда, наконец, Вероника подняла на меня глаза, я тяжело вздохнул. Я подвинулся к ней и обнял, чувствуя, что так надо. Она обняла меня в ответ и крепко прижалась.
Я никогда до этого не замечал, насколько она тёплая и как приятно пахнет. Мне не хотелось ничего говорить. Уверенность в том, что она мне только друг, до этого момента прочная и нерушимая, таяла на глазах, как мороженое в летний зной. Я знаю, что был пьян, отчего все мои «защитные» стены в миг упали… Я толком ничего не мог с собой поделать, отчего, словно на автомате, поднял лицо Вероники за подбородок. Её глаза были уже на мокром месте, я грустно улыбнулся.
Клянусь, не знаю, что было в моей дурной голове! Но когда Вероника потянулась ко мне, я не нашёл ничего лучше, чем первым её поцеловать. Я знаю, что она удивилась. Был в не меньшем шоке от себя и я. Но прерывать этот поцелуй мы не хотели. Мне стало тепло, как давно не было. Я смог, впервые за приличный промежуток времени, расслабиться. Всё тело было словно ватным.
Я слишком поздно понял, что Вероника решила идти дальше. Она принялась расстёгивать мои джинсы. Я старался не показывать удивления. Я решил, что хуже уже стать не может, и надеялся, что к утру об этом забуду.
Я улыбнулся, когда проскочила мысль, что Джим минет делал лучше. Ни в коем случае не говорю, что от каких-либо действий Вероники мне было неприятно. Когда я уже раздетый лежал в её кровати, я действовал по принципу, которому меня научила сестра: расслабься и получай удовольствие. Моя прекрасная соседка хотела меня больше, нежели я её. И мне, не скрою, было приятно.
Все мои отношения с женщинами заканчивались провалом, некоторые даже не успевали дойти до секса. Меня этот факт поначалу терзал, мне было грустно, но позже я решил, что такова моя судьба. Вероника, ублажая пьяного меня, словно пыталась убедить меня в обратном.
К утру, увы, я всё прекрасно помнил. Когда я встал с кровати, она была уже на работе. На столе, за которым мы вчера распивали виноградные спиртные напитки, лежала милая записка о том, что завтрак в холодильнике. Я понял, что никогда ранее Вероника подобного для меня не делала. Я почувствовал от этого себя ещё большим придурком, нежели изначально. Меня терзало. Просто терзало. Я позвонил Рите.
Моя сестра, будучи умным человеком, довольно часто всерьёз удивлялась моим поступкам и неудачам. Я рассказал ей всё то, что пришлось пережить с Джимом, как вчера он мне позвонил. Разумеется, со временем я не смог и попросить совет относительно Вероники. Рита смогла сделать только одно: тяжело вздохнуть в трубку. Она долго думала, выпытывала подробности, а услышав про Варшаву, предложила вернуться в Италию.
Я, честно, до последнего мечтал, чтобы Вероника об этой ночи забыла. Лишь после я понял, что смог убрать на второй план Джима, а все мои мысли были заняты лишь ею.
Завтрак, что она оставила, кстати, был вкусным.
Когда Вероника вернулась с работы, уйти решил я. Я долго бродил по близлежащим окрестностям Барселоны, размышляя как над прошлой ночью, так и над предложением сестры вернуться домой. Мне было страшно допускать оба варианта. Мысли наваливались на меня как грузовой автомобиль, весом в несколько десятков тонн, на прогнивший деревянный мост, с трудом выдерживавший легковушку.
Когда я вернулся в квартиру, Вероника поцеловала меня в щёку, отвлекаясь от своих дел. В последнее время она периодически брала подработку на дом. Я увидел, что что-то она считает и сейчас. Я решил, что лучше не вешать ей лапшу на уши. И попросил её отвлечься на несколько минут, после чего сказал:
— Я не хотел терять тебя как друга. И спать с тобой я тоже не собирался.
Я знал, что Вероника обиделась. Она, конечно, как и всегда улыбнулась. Спросила, повторится ли это, на что я ответил категорическим отказом. Моя любимая подруга расстроилась, а я полез тайком заказывать билет обратно в Италию. Мне казалось, что так будет лучше. Барселона оказалась не моим городом, а Испания — не моей страной. Джим был не моим человеком, а Вероника…