Я уже сделала шаг обратно, к деревьям, как вдруг фигура встала, развернулась, и, кажется, ничуть не удивившись, помахала мне рукой. Я помахала в ответ и нехотя двинулась вперед, и только ступив на доски, я наконец узнала Амелию. Она смотрела на меня с легкой снисходительной улыбкой все время, пока я шла по пирсу, словно по подиуму.
— Привет, — сказала она, но я не ответила. — Ян сказал, что с этого пирса хорошо прыгать, и я пришла искупаться. Ты не возражаешь?
Что это? Месть? Он решил выдать ей мое убежище из чувства мести? Или случайно?
— Разве вы не расстались?
— Я передумала и решила вернуться. Такого парня теперь быстро уведут.
Я подняла брови и снова промолчала. Она сняла со спинки стула полотенце, накинула себе на плечи и повесила на плечо пляжную сумку. Кажется, она и правда пришла купаться.
— Ян рассказывал мне про твою подругу, и я догадывалась, что ты можешь прийти. Я не собираюсь мешать. Мне нужно задать тебе всего один вопрос.
От волнения начала болеть голова. Она пришла по собственной воле, или её прислал Ян?
— Какой вопрос? — сказала я вслух.
— Ян нравится тебе как мужчина?
О нет, такой вопрос его бы не волновал. Она пришла сама и, возможно, он об этом даже не знает.
— Нет, — честно ответила я после недолгой внутренней борьбы с желанием солгать, чтобы позлить её. — Мы слишком долго и крепко дружим. Можешь быть спокойна, как мужчину я его никогда не любила.
— А я любила. И собираюсь делать это и дальше, окажись у него ещё хоть тысяча непонятных способностей и болтай ты о них хоть на каждом углу, — она сделала шаг вперед. Амелия явно любила быть ближе к собеседнику, взирая на него с высоты своего огромного роста. — И, если ты вдруг решишь снова появиться в его жизни, тебе следует знать об этом. Ты остаешься его другом, и я понимаю, что мне выгодно делать из тебя своего союзника, а не противника. Но тебе придется смириться с тем, что ты больше не единственный любящий его человек. Хорошего дня.
И Амелия, обогнув меня, неспешно пошла к берегу, покачивая бедрами. Я повернулась и смотрела ей вслед. «Ты остаешься его другом», эхом звучало в моем мозгу. Что она имела в виду? Говорит ли он ей о том, что чувствует? Как ей хватило смелости прийти? И вдруг, в эту самую минуту я обнаружила в своем сердце нечто совершенно неожиданное — глубокое уважение к этой белобрысой девице со скверной репутацией. Полюбив моего друга, она готова была бороться со своими обидами и со всем миром. Готова задушить свою ревность, подружиться со мной и принять все его странности без страха и осуждения. Она собиралась разделить с ним тяжесть человеческого непонимания и все последствия, которые оно принесет. Она, уверенная в своем выборе, обладала силой духа и умом, которые умела держать в секрете до самого необходимого момента. Должно быть, это и разглядел в ней Ян, это и не смог мне объяснить в ту ночь, когда я упала с пирса. Он знал, что сделал достойный выбор, и не обвинил меня в том, что я не смогла этого понять.
— Амелия! — крикнула я, и она обернулась. Я почти бегом догнала её. — Скажи ему, что мне очень жаль. Жаль Атома и стыдно за то, что я сделала. За всё. Скажи ему.
— Яну сейчас и без этого есть, о чем подумать. — Амелия повернулась ко мне лицом и, помолчав, добавила, словно не сдержавшись: — Он до сих пор ни разу не сел в седло и не позволяет убрать стойло Атома.
— А как… как он относится к тому, что говорят в городе?
— Не знаю, наверное, никак. Он приезжает днем с фермы и по десять часов сидит в своей мастерской, выдувая стекло или слушая чьи-то просьбы. Или одновременно. А потом спит четыре часа, чтобы на рассвете снова уехать.
— И они его не боятся? Люди, которые приходят?
Амелия пожала плечами.
— Боятся, наверное. Но любопытство-то сильнее. А эти, — она сделала паузу, бросив взгляд в сторону, где за высокой стеной деревьев раскинулся город, — как ты сказала, люди, ещё и бегут трепать на каждом углу всякую мерзость, если он им отказал. А сами приходят с просьбами в духе «муж бьет, сделай так, чтобы я не хотела от него уйти».
— Принципы Яна никогда не позволяли ему навредить кому-то, даже если человек сам очень этого хотел. И не позволяли помочь, если он этого не хотел.
Амелия пристально взглянула на меня, словно услышав подтверждение собственных мыслей, и, прищурившись, слегка улыбнулась.
— Вот именно. И за свои принципы он сейчас борется, и делает это не только ради себя. Мы ещё увидим, как все эти… люди, вдоволь наболтавшись и насмеявшись, забывая про страх и тупость, научатся просить не то, что хочется, а то, что им действительно нужно. Он их научит. По крайней мере, я в это верю. Пока.