Но однажды, это было зимой, уже после Нового года, ребята настигли нас в этих проходах, и началась настоящая гонка. Мы петляли по тропинкам между заборчиков, перебегали узкие проездные дороги, прятались за стенкой старого курятника или наглухо заколоченной баньки и выскакивали оттуда на совсем неожиданную улочку, чтобы оторваться от преследователей. Конечно, для мальчишек погоня превратилась в азартную игру, их подхлестывал злой охотничий пыл, «ату их, ату!» — но и для нас это в какой-то момент превратилось в игру. Дважды мы могли выбраться в безопасное людное место, но продолжали кружить и петлять, одержимые собственным азартом: «а ну-ка, догони!» Мы наслаждались тем, как ловко нам удается водить за нос всю эту компанию.
Может быть, именно из-за того, что и для нас эта погоня в какой-то момент превратилась в игру, мы и попались. Преследователи выскочили нам навстречу из-за угла проулка, взбешенные долгой погоней и настроенные поквитаться с нами по полной программе.
Я и сообразить ничего не успел, как плюхнулся лицом в сугроб, мой ранец отлетел куда-то в сторону, и я услышал, как визжит Ирка. Кто-то навалился на меня, я заорал, почувствовав, что мне пихают за шиворот снег, а потом мое лицо вдавили в сугроб, и я почти не мог дышать. Я попытался вырваться, и мне показалось, что я сейчас задохнусь и умру, это было по-настоящему страшно. Кто-то ударил меня по голове и еще — под ребра, ногой. В следующий момент мой затылок отпустили, я приподнял голову, выплюнул набившийся в рот снег и опять отчаянно заорал. Ирка приглушенно визжала где-то рядом. Мне в затылок опять уперлась чья-то пятерня, и на голову обрушился еще удар чем-то тяжелым — похоже моим собственным ранцем…
И вдруг я услышал слабое треньканье. Что-то просвистело в воздухе, меня перестали держать, я услышал вопль сначала одного из наших мучителей, потом другого. В голове стоял звон. Я сел, ошарашено отплевываясь от снега, и увидел, что произошло.
В амбарчике, под которым мы боролись, вылетела ветхая, державшаяся на двух гвоздях рама окошка под самой крышей — вполне возможно, мы в пылу борьбы задели ветхую стену амбарчика и по ней, что называется, сверху донизу прошла дрожь. Рама ударилась о землю, и осколки стекла брызнули во все стороны. Пенежину крупным осколком рассекло рукав полушубка, чудом не поранив. Бурыгину осколок помельче воткнулся в щеку, и теперь все лицо у него было в крови. А Кольчугину стекло попало под коленку, и на его синих школьных форменных брюках расплывалось темное пятно крови. Только Всеславский не пострадал, но выглядел бледным и напуганным хуже некуда, и было отчего: осколок стекла просвистел у самой его шеи, еще чуть-чуть — и задел бы сонную артерию.
Не знаю, что меня толкнуло, но я проговорил, запинаясь:
— Так… всегда… с вами… будет…
Потом встал и подошел к Ирке, которая сидела, пытаясь стряхнуть снег со своей шубки и выковырять его из сапожек. Шапочка с ее головы слетела светлые волосы были растрепаны, а на щеке красовалась лиловеющая ссадина. Я подал ей руку, помог подняться и сказал:
— Пойдем.
Она поднялась, мы подобрали наши ранцы и ушли. Те четверо так и остались стоять, не издав ни звука. Лишь Бурыгин: выдернул у себя из щеки осколок стекла и, набрав большую пригоршню снега, прижал к ранке. А Пележин только и мог, что отупело таращиться на свой рассеченный рукав.
Ближе к нашим домам мы с Иркой присели на лавочке в скверике, чтобы вытрясти весь снег из обуви и привести себя в порядок. Утрамбованные обледенелые лепешки снега прилипли к нашим колготкам (и я, и она были в детских колготках, зимних, шерстяных, одинаковых тогда для мальчиков и для девочек. Не знаю, носят ли такие сейчас, жизнь так поразительно изменилась всего за несколько лет! Мы, например, и мечтать не могли о «дутых» куртках, да еще в два или три цвета, да с какой-нибудь пестрой нашлепкой или красивой броской надписью — в нашем городе лишь два-три счастливчика ходили в таких куртках, привезенных их родителями из Москвы, где добывали их с боем, а когда я уезжал из России, года три назад, в таких куртках ходило огромное количество детей). Сняв сапоги, мы с трудом отдирали эти обледенелые лепешки от ворсистой материи. Хорошо хоть погода была морозная, снег от нашего тепла не успел растаять и колготки почти не промокли, а то простуда, скорей всего, была бы нам обеспечена.